Второй сын иуды сканворд 4. Сыновья иуды и христа. Царский скипетр был отдан Иуде
. В то время Иуда отошел от братьев своих и поселился близ одного Одолламитянина, которому имя: Хира.
И увидел там Иуда дочь одного Хананеянина, которому имя: Шуа; и взял ее и вошел к ней.
Эпизод из жизни Иуды, рассказ о котором в 38 гл. прерывает повествование об Иосифе, стоит с этим повествованием не только во временной связи («в то время»), но и во внутренне-логической: потомство чистого целомудренного Иосифа, в лице сильного колена Ефремова, впоследствии стало главою северного (Израильского) царства; потомство Иуды образовало главную массу царства южного (Иудейского) и, в конце времен, дало из среды своей Мессию, не возгнушавшегося родиться от племени Иуды-кровомесника; по Мидрашу, прежде чем рожден был поработитель (фараон), рожден был уже последний освободитель (Мессия из колена Иудина).
По иудейским толковникам, Иуда отошел от братьев вследствие продажи Иосифа, мучаясь совестью за поданный, хотя и благонамеренный, совет. В отношении времени, когда произошло все рассказываемое в гл. 38, Абен-Эзра, Розенмюллер и др. полагали, что не все эти происшествия имели место после продажи Иосифа – в 23-летний срок от этого события до переселения Иакова в Египет, так как за этот период едва ли мог Иуда иметь 3-х сыновей от первой жены, «много времени» быть вдовцом (ст. 12), затем родить Фареса и Зару, наконец от первого иметь внуков: Эсрома и Хамула (). Иуда из Хеврона – последнего местопребывания Иакова – и поселяется в местности (на запад от Хеврона) Одоллам, в долине Сафала (впоследствии около возникшего здесь города была пещера, давшая приют Давиду, ; ср. ; ). Одолламитянин Хира здесь сделался другом Иуды (ст. 12). Здесь же Иуда женился на дочери одного хананеянина – Шуа. Евреи, по почину Таргума Онкелоса, понимают слово kenaani (ст. 2) в нарицательном смысле: купца (как в ), но в явном противоречии с контекстом, из тенденции отклонить смущавшее их, ввиду , событие брака патриарха их с хананеянкой. Шуа – имя отца жены Иуды, а не ее самой (как понято у LXX-ти, в сирск., слав.), как показывает суффикс мужского рода при слове schem (имя).
. Она зачала и родила сына; и он нарек ему имя: Ир.
И зачала опять, и родила сына, и нарекла ему имя: Онан.
И еще родила сына [третьего] и нарекла ему имя: Шела. Иуда был в Хезиве, когда она родила его.
Брак Иуды с хананеянкой, по-видимому, не был счастлив: в семью Иуды проникли издавна отличавшие хананеев противоестественные пороки, которые, по суду Божию, явились причиной ранней смерти первых двух сыновей Иуды: Ира (с евр. – «страх») и Онана (с евр. – «сила»). При упоминании о рождении 3-го сына Шелы, названо место, где родился он, – Кезиб, Хезив (может быть – Ахзив), город около Одоллама (; ); от этого только сына было потомство. vulg. имя kezib передает описательно: «parere ultra cessavit».
Фамарь и ее два сына
. И взял Иуда жену Иру, первенцу своему; имя ей Фамарь.
Ир, первенец Иудин, был неугоден пред очами Господа, и умертвил его Господь.
И сказал Иуда Онану: войди к жене брата твоего, женись на ней, как деверь, и восстанови семя брату твоему.
Онан знал, что семя будет не ему, и потому, когда входил к жене брата своего, изливал [семя] на землю, чтобы не дать семени брату своему.
Зло было пред очами Господа то, что он делал; и Он умертвил и его.
Иуда женит первенца своего Ира (по-видимому, в раннем возрасте) на Фамари («пальма»: происхождение Фамари не указанно, – может быть, из филистимлян), но ранняя бездетная смерть его, может быть, и внезапная, была свидетельством неугодности его Богу (ср. ).
Иуда, основываясь на древнем, позже в законе Моисея нарочито регулированном (), обычае т. наз. левиратного брака (лат. levir = евр. jabam, деверь), т.е. брака вдовы бездетной с деверем или другим ближайшим кровным родственником для восстановления потомства умершему ее мужу, имя которого получал первенец от этого нового брака (обычай левирата, с некоторыми видоизменениями, существовал также у египтян, индийцев; теперь встречается у монгольских племен), – отдает вдову Фамарь второму сыну своему Онану. Но последний заклеймил себя мерзким грехом, отселе получившим его имя (онанизм); тяжесть его греха увеличивалась низким недоброжелательством его к памяти брата, имя которого должен был получить лишь 1-й сын, и корыстолюбивым расчетом – самому наследовать удел брата. Кара Божия постигла и его.
. И сказал Иуда Фамари, невестке своей [по смерти двух сыновей своих]: живи вдовою в доме отца твоего, пока подрастет Шела, сын мой. Ибо он сказал [в уме своем]: не умер бы и он подобно братьям его. Фамарь пошла и стала жить в доме отца своего.
Хотя возможно, что Шела действительно не достиг еще брачного возраста, но настоящей причиной распоряжения Иуды об удалении Фамари в дом ее отца на положении вдовы был суеверный страх Иуды и взгляд на Фамарь, как на женщину, приносящую смерть тому, кто вступит с нею в брак (ср. ), (по позднейшему еврейскому обычаю женщина, у которой умерли уже 2 мужа, строго говоря, теряла право на 3-й брак). Протягивая время обещанием выдать Фамарь за Шелу, Иуда на самом деле обрекал ее на вечное вдовство (ст. 14), чем и причинял ей несправедливость, в которой после сам сознался (ст. 26). Тогда Фамарь хитростью достигает того, что не дано ей было законным путем (ст. 14–26).
. Прошло много времени, и умерла дочь Шуи, жена Иудина. Иуда, утешившись, пошел в Фамну к стригущим скот его, сам и Хира, друг его, Одолламитянин.
Срок «многие дни» по Мидрашу равен 2 месяцам. Упоминание о смерти жены имеет непосредственную связь с последующею речью о приключении Иуды (ст. 16–17), которое не могло иметь место у человека женатого. По обычном трауре Иуда идет с другом (по LXX и Vulg., ср. слав. – пастухом: смешение евр. rеа, друг, с roeh, пастух) своим Хирою в Фамну (на сев.-зап. границе Иудина колена, ) на праздник стрижения овец (ср. ; ; ).
. И уведомили Фамарь, говоря: вот, свекор твой идет в Фамну стричь скот свой.
И сняла она с себя одежду вдовства своего, покрыла себя покрывалом и, закрывшись, села у ворот Енаима, что на дороге в Фамну. Ибо видела, что Шела вырос, и она не дана ему в жену.
И увидел ее Иуда и почел ее за блудницу, потому что она закрыла лице свое.
Узнав об этом, «Фамарь решилась обманом разделить ложе со свекром и от него родить детей, – не ради похоти плотской, а для того, чтобы не остаться без имени. Впрочем, в этом деле было и промышление Божие, почему намерение ее и исполнилось на самом деле» (Иоанн Златоуст, Бес. 62, 662). При всем том Писание не восхваляет и даже не оправдывает поступка Фамари (не лишенного самоотвержения ее с опасностью для чести и для жизни). Место, где села Фамарь в ожидании Иуды, называется в ст. 14 и 21 Enaim, что Тарг., Мидраш, многие еврейские толкователи и Vulg:. («in bivio itineris») понимают в смысле нарицательного: «2 источника», «2 дороги» и под.; но вероятнее передача LXX-ти «πρὸς ταῖς πόλαις Αιναν », – Енаим или Генан будет тогда именем города в Иудином колене (), между Одолламом и Фамной. Здесь, подобно блудницам, обычно выходившим на улицы и людные дороги (; ), садится Фамарь при дороге (может быть, на распутьи 2-х дорог, как может указывать двойств. ф. Enaim и замечание 16 ст:. «поворотил к ней»), закрыв предусмотрительно лицо свое покрывалом, чтобы не быть узнанной. Это закрытие лица, однако, не было знаком принадлежности женщины к сословию блудниц (Ревекка при первой встрече с Исааком тоже покрывается покрывалом, ), и не потому Иуда (ст. 15) принял Фамарь за проститутку, а скорее по местонахождению Фамари в публичном месте и по другой обстановке, которая побуждала Иуду усмотреть в Фамари что-то вроде служительницы Астарты или вавилонской Мелитты, – qedeschah (ст. 21); о культе этого рода у вавилонян говорит Геродот (2 кн., 199).
. Он сказал: какой дать тебе залог? Она сказала: печать твою, и перевязь твою, и трость твою, которая в руке твоей. И дал он ей и вошел к ней; и она зачала от него.
В залог будущей платы Фамарь требует у Иуды тех вещей, несомненная принадлежность которых Иуде впоследствии имела доказать отцовство Иуды в отношении 2-х сыновей Фамари: перстень, перевязь (шкур) и трость, – все это было обычною принадлежностью у вавилонян (Геродот 1 кн., 195), и оттуда перешло в Ханаан. При этом на перстне, а равно на тростях, вероятно, весьма рано вырезывались разные эмблемы обладателя их (эмблемой или гербом Иудина колена был лев, Данова – змей, Иссахарова – осел, Вениаминова – волк, ).
. И спросил жителей того места, говоря: где блудница, которая была в Енаиме при дороге? Но они сказали: здесь не было блудницы.
Название qedeschah, посвященная (т.е. богине разврата), в приложении к блуднице, ясно указывает на вавилонский культ Мелитты или Белитты, или ханаанский Астарты, причем в обоих культах плата блудниц вносилась в сокровищницу богини, что евреям строго и безусловно было воспрещено во .
. Иуда сказал: пусть она возьмет себе, чтобы только не стали над нами смеяться; вот, я посылал этого козленка, но ты не нашел ее.
Иуда отказывается от дальнейших поисков мнимой «кедеша» (qedeschah) из опасения, как бы желание рассчитаться с женщиной по договоренности (получившей уже, однако, более ценные, в сравнении с козленком, вещи) не повело к насмешкам над ним: факт, – вместе с некоторыми другими, отмеченными в данном рассказе, чертами – свидетельствующий о достаточно высоком развитии нравственного чувства в семье Иакова, при всей наличности явлений, ему противных.
. Прошло около трех месяцев, и сказали Иуде, говоря: Фамарь, невестка твоя, впала в блуд, и вот, она беременна от блуда. Иуда сказал: выведите ее, и пусть она будет сожжена.
Как приговор Иуды (единоличный) над невесткой (обрученною Шеле) по подозрению в блуде характеризует патриархальный уклад жизни – в отличие от ограничений родительской власти в законе Моисея (), так и род наказания – сожжение – указывает на дозаконную, патриархальную ступень еврейского уголовного права; может быть, эта казнь позаимствована Иудой у соседних филистимлян (филистимляне сожгли жену Самсона за измену ее мужу, ).
Между тем по закону Моисееву нарушительница супружеской верности была побиваема камнями (
Когда Иуда столь решительно (подобно потомку своему Давиду – в деле Вирсавии) () произнес смертный приговор Фамари, хотя сам был виновен неискренностью в устроении брака Фамари с Шелой, тогда Фамарь достает, очевидно, тщательно доселе хранимые ей вещи Иуды и посылает их ему, деликатно, не называя его имени, напоминая о случае (ст. 18). Талмуд и Мидраш, восхваляя эту заботливость Фамари о добром имени свекра, в то время когда ей самой угрожала смерть, выводят нравоучение, что лучше умереть, нежели опозорить ближнего. Из выражения «когда повели ее» Мидраш заключает, что упомянутые вещи ее уже пропали, но Бог чудесно даровал ей другие подобные (Beresch. r. Par. 85.s. 421–422).
. Иуда узнал и сказал: она правее меня, потому что я не дал ее Шеле, сыну моему. И не познавал ее более.
Скромное напоминание Фамари пробуждает в Иуде упреки совести и он (по вдохновению свыше, говорит Мидраш) открыто, всенародно признает свою виновность перед Фамарью и принадлежность ему будущих детей ее; кроме того, пробудившееся нравственное чувство (в связи с так называемой honor naturalis) заставляет его отказаться от дальнейшего сожития с невесткой.
. Во время родов ее оказалось, что близнецы в утробе ее.
И во время родов ее показалась рука [одного]; и взяла повивальная бабка и навязала ему на руку красную нить, сказав: этот вышел первый.
Но он возвратил руку свою; и вот, вышел брат его. И она сказала: как ты расторг себе преграду? И наречено ему имя: Фарес.
Потом вышел брат его с красной нитью на руке. И наречено ему имя: Зара.
Эти стихи образуют эпилог истории Фамари – рассказ о рождении у нее близнецов, напоминающий по некоторым чертам рассказ () о рождении Исава и Иакова: Зара (с евр. «восход»), который, по человеческим соображениям, имел быть первородным и получить все преимущества первородства, должен был уступить и первенство рождения и все права первородства брату своему Фаресу (евр. Перец – разрыв, как бы вопреки природе), который один из 5-ти сыновей Иуды образовал главную линию потомства Иуды, а именно через него произошел из колена Иудина Давид, а в конце времен – Христос Спаситель (; ; ; ).
Солнце выглянуло корочкою дынной
Из-за острых розовеющих вершин.
Сын родился у Марии Магдалины,
И еще в одном дому родился сын.
Магдалина целовала сыну ножки
И упрямо повторяла, как в бреду,
Про какие-то песчаные дорожки
В Гефсиманском нестареющем саду.
А в другом дому купец ронял посуду,
Все не веря счастью, словно сну,
И не ведал, что покойный друг Иуда
Обнимал его красавицу- жену...
Молодая мать сияла, хорошея.
Ей беспомощное тельце принесли.
Боже! Боже! У ребенка след на шее -
Если всмотришься, как будто от петли...
Вот так и росли они в разных местах -
Сын Марии, сорванец и забияка,
(Безотцовщина, бандит, чего скрывать!)
Постоянно ввязывался в драку,
Не давая оскорблять себя и мать.
Но зато, преображаясь и светлея,
(Ишь ты, славный получился паренек!)
Слушал вечером Луку или Матвея,
Заходивших иногда на огонек.
Сын Иуды ковырял шербет на полках,
Кушал пряное ширазское вино,
Закрывал цветным индийским шелком
Необычное родимое пятно.
Торговать не помогал - не та порода.
Но уж вспыхивал, дрожал душою всей,
Если вдруг о возрождении народа
Говорил достопочтенный фарисей...
И книги читали, и рылись в листах
Потомок Иуды, потомок Христа.
Ты смыкаешь шелковистые ресницы.
Ночь колдует над тобой, легко дыша,
Сын бродячего пророка и блудницы,
Молодая и свободная душа...
Вот отец - совсем как по рассказам -
Свет вокруг красивой головы...
И беседует с тобой воскресший Лазарь,
И смешные появляются волхвы...
А в другом дому - рубашечку надень-ка,
Не ступай босою ножкой на паркет...
Только парню почему-то снятся деньги,
Тридцать новеньких серебряных монет.
А потом ночной враждебный город
Так и ломится, и ломится в окно,
И все туже перехватывает горло
Непонятное родимое пятно...
Все! Дышать, и жить, и радоваться нечем!
В спертом воздухе носилось - быть войне!
Старика-купца в один весенний вечер
Затоптал конем легионер.
Весть о том прошла по городу кругами.
Фарисей в деревню убежал.
Сын Марии подобрал с дороги камень.
Сын Иуды со стены схватил кинжал.
Ярость ширилась в душе слепящим шаром -
Толстый, добрый, недалекий - но отец!
Значит, вот каков итог ночным кошмарам?
Что же, славный получается конец!
И тогда в слезах, отчаяньи, моленьях,
Разодрав лицо, и косы распустив,
Мать упала перед сыном на колени:
- Не отец тебе он! Выслушай! Прости!
Разве казнь такую вам придумать, судьи?
Горло сжало ледяным кольцом...
Сын Иуды слушал об Иуде
С побелевшим опрокинутым лицом.
Выслушал и усмехнулся длинно.
Мать завыла, чувствуя беду...
- Где живет Мария Магдалина?
Ты не знаешь? Ладно, я найду...
И мальчишки чудеса вдвоем творили,
И никто не знал, что неспроста
Были рядом сын купца и сын Марии,
Сыновья Иуды и Христа...