Раскинулось море широко игорь всеволожский. Ночные туманы скачать fb2. Приблизительный поиск слова

Игорь Евгеньевич Всеволожский

НОЧНЫЕ ТУМАНЫ

Сцены из жизни моряков

Автор романа "Ночные туманы" - писатель Игорь Евгеньевич Всеволожский известен читателям по книгам о маршале С. М. Буденном ("Хуторская команда", "Восемь смелых буденновцев", "Отряды в степи"), о генерале Оке Городовикове ("В боях и походах") и по многим романам о моряках ("Уходим завтра в море". "В морях твои дороги", "Балтийские ветры", "Раскинулось море широко", "Пленники моря", "Неуловимый монитор", "Золотая балтийская осень").

В годы Великой Отечественной войны писатель служил на Черкоморском флоте и навсегда связал свою жизнь и творчество с флотом.

"Ночные туманы" - роман о трех поколениях моряков советского флота Первое поколение красных моряков плавало на колесных буксирах, переоборудованных в тральщики, и на обветшавших катерах.

Их молодые наследники ceгодня владеют грозным оружием, способным надежно защитить морские просторы Родины, - ракетными катерами и кораблями.

Книга первая. Юность ваших отцов (Рассказ адмирала Тучкова)

Книга вторая. Наследники (Рассказы Юрия Строганова и Всеволода Тучкова)

Глава, завершающая повествование. Закат и восход

Интерес к морякам стал на долгие дни

Самым главным моим интересом;

Мне в огромном лесу человечьем они

Представляются мачтовым лесом.

Юхан Смуул

И вот я опять в Севастополе, в кругу друзей моряков, в кают-компании нового катера.

Сегодня празднуют годовщину соединения.

Командира соединения Сергея Ивановича Тучкова я знавал молодым офицером. Его в дни Великой Отечественной войны наградили Золотой Звездой Героя. Он выходил в торпедные атаки, топил врага, высаживал десанты.

Я, честно говоря, удивился, встретив Сергея Ивановича через восемнадцать лет после войны не в отставке.

Не меня одного Тучков удивил, удивил все начальство.

Попросил два года назад послать его переучиваться: прослужив всю жизнь на ТК [Торпедные катера], он решил изучить современные катера.

Учитывая боевые заслуги Сергея Ивановича, просьбу его уважили. Он изучил новые катера с такой же легкостью, как изучил бы их в двадцатилетнем возрасте.

И склероз обошел его стороной!

Давно знаю я и начальника штаба Василия Филатыча Филатова: он молодым матросом служил на катере Всеволода Гущина, о котором слагали легенды.

Молодым офицерам есть с кого брать пример. И я говорю им об этом, когда первое слово предоставляется старейшему. Я старше всех, даже старше Тучкова. Мне становится, черт возьми, грустно...

Командир катера Дмитрий Бессонов, Юрий Строганов, штурман, и их молодые товарищи слушают очень внимательно. Для них мой рассказ о временах исторических - как для меня "Севастопольские рассказы"

Толстого. Я плавал на катере с Гущиным и с Филатовым, плавал с Сергеем Ивановичем и с другом его Васо Сухишвили. Молодым не мешает знать, какую жизнь они прожили и что пережил их адмирал, отец моряков.

Но рассказать о нем я могу слишком мало. В дни войны от докучливых корреспондентов и флотских писателей Сергей Иванович отмахивался: на беседы с ними у него не хватало времени.

Может быть, сейчас я смогу узнать о нем больше?

Я надолго остаюсь в Севастополе. Выхожу на катерах соединения в море, бываю в их базах.

В воскресенье прихожу на Большую Морскую к Сергею Ивановичу...

КНИГА ПЕРВАЯ

ЮНОСТЬ ВАШИХ ОТЦОВ

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Мы сидим у окна. Струйки дождя бегут по стеклу и стекают на улицу.

Девушки в форменных, василькового цвета халатах открывают магазин в доме напротив. У витрин толпятся вымокшие покупатели. Матросы строем проходят в матросский клуб на воскресный утренник. Женщины с кошелками торопятся с рынка к троллейбусу. Он разбрызгивает колесами воду и втягивает длинную очередь.

За стеной заплакал ребенок; на него зашикали, успокаивая. Сергей Иванович пустил к себе лейтенанта с женой, ютившихся в комнатке, продуваемой всеми ветрами.

Сергей Иванович перешагнул возраст, когда выходят на пенсию. Перешагнул, не оглядываясь на прожитое, не обремененный болезнями. Он не чувствует себя стариком и не торопится выйти в отставку. Он побывал во многих боях, о чем свидетельствуют рубцы и шрамы на голове и на теле, не раз смотрел в глаза смерти.

Мы принадлежим к старшему поколению. Многие герои войны для нас остаются Севами, Васями, Мишами, и мы их помним душевными, простыми ребятами. Одни из них погибли в бою, - таких было много, - некрологов о них не печатали. Их вспоминали товарищи с кружкой спирта в руке: "Будь море (или берег) им пухом!"

В послевоенные годы наши сверстники начали умирать от гнуснейших болезней, о которых мы и понятия не имели в войну: от саркомы, рака, инфаркта, инсульта.

Время от времени мы читали в траурной рамке на четвертой странице "Красной звезды": "Память о нем останется в наших сердцах". С каждым из них мы побывали в боях, лечились в госпиталях и снова возвращались на свои корабли.

Вот вы писали о Гущине в свое время, писали о нем хорошо, - говорит адмирал. - Он заслужил! А вы знали, что у Всеволода был сын?

Да, он мне говорил.

Но вы не знаете, что я разыскал его после войны в детском доме. И привез его в Севастополь. Вы помните, как мы жили тогда в Севастополе? Сплошные развалины - ни домов, ни улиц. Мы с женой поселились в крохотной комнатке. У нас уже был тогда Севка. Вадимка старше его. Он называл меня дядей Сережей. Я и не претендовал, чтобы он меня звал отцом: наверняка он запомнил своего отца - веселого, шумного, добродушного, похожего, как вы помните, на большого медведя... Стремительно быстро шли годы. Севастополь отстраивался, мы получили хорошую комнату, потом квартиру. Севка целыми днями пропадал у моря, ходил на шлюпках с матросами, завел друзей на морских трамваях, перечитал сотни книг о героях войны, о морских боях и походах. Он с радостью пошел в морское училище. Я хотел, чтобы и Вадимка стал моряком, как отец, но понял, что у него нет пристрастия к морю.

Я не чувствую ни призвания, ни желания стать моряком, - заявил он.

Кем же ты хочешь быть?

Я? Поэтом.

Но и моряки писали стихи. Неплохие, - возразил я. - Поэзия великолепная вещь, но основной профессией она быть не может. Не каждый же день на тебя будет нисходить вдохновение, а подгонять рифмы, не чувствуя зова сердца...

Ах, дядя Сережа, вы меня извините, но что понимаете вы в поэзии? Простите, если я вас обидел.

Да, он обидел меня. Потому что стихи я люблю. Люблю Пушкина, люблю Лермонтова, люблю флотских поэтов и глубоко их уважаю... Они были не только поэтами, но и нашими боевыми товарищами...

На торжественных вечерах в школе Вадим читал собственные стихи, и его окрестили "вторым Маяковским".

Разумеется, до Маяковского ему было как до луны, но раз у человека призвание - не глушить же его! Вадим закончил литературный институт, стал печататься. О его стихах появились - рановато, по-моему, - восторженные рецензии. Вы, конечно, о поэте Гущине и понятия не имеете?

Не имею.

А Вадима Гущинского знаете?

Этого знаю.

Так это и есть наш Вадим. Он фамршию отца переделал. Я упрекнул его. Он отпарировал: "И Симонов из Кирилла стал Константином. Так благозвучнее". Благозвучнее... Неблагозвучна фамилия отца! Вы встречались с ним?

Приходилось.

И не заметили, как похож он на Гущина? Ведь он вылитый Всеволод! Снимите с него модный пиджак, наденьте китель - и вы скажете: "Гущин!"

То-то я, бывало, задумывался: кого мне напоминает Гущинский? Но поскольку он мне антипатичен... Простите, может, вам неприятно?

Нет, отчего же? То, что я расскажу, не расходится с вашим мнением. На днях Вадим был в нашем городе, проездом в Дом творчества в Ялту. Он позвонил мне по телефону, зашел. Представил жену - маленькую, ему по плечо, в нейлоновой шубке, в каком-то бесформенном колпаке. Когда она стянула колпак, мне захотелось одолжить ей расческу. Но растрепанные волосы - это как будто последний крик моды! Вадим подарил мне томик стихов, сказал, что такими тиражами и Пушкин не издавался в России. Она тоже достала из сумочки крохотный томик: "На память вам, Сергей Иванович". На обложке было напечатано: "Аннель Сумарокова. Весною и летом".

Игорь Всеволожский

Ночные туманы

Сцены из жизни моряков

Интерес к морякам стал на долгие дни

Самым главным моим интересом;

Мне в огромном лесу человечьем они

Представляются мачтовым лесом.

Юхан Смуул

И вот я опять в Севастополе, в кругу друзей моряков, в кают-компании нового катера.

Сегодня празднуют годовщину соединения.

Командира соединения Сергея Ивановича Тучкова я знавал молодым офицером. Его в дни Великой Отечественной войны наградили Золотой Звездой Героя. Он выходил в торпедные атаки, топил врага, высаживал десанты.

Я, честно говоря, удивился, встретив Сергея Ивановича через восемнадцать лет после войны не в отставке.

Не меня одного Тучков удивил, удивил все начальство.

Попросил два года назад послать его переучиваться: прослужив всю жизнь на ТК, он решил изучить современные катера.

Учитывая боевые заслуги Сергея Ивановича, просьбу его уважили. Он изучил новые катера с такой же легкостью, как изучил бы их в двадцатилетнем возрасте.

И склероз обошел его стороной!

Давно знаю я и начальника штаба Василия Филатыча Филатова: он молодым матросом служил на катере Всеволода Гущина, о котором слагали легенды.

Молодым офицерам есть с кого брать пример. И я говорю им об этом, когда первое слово предоставляется старейшему. Я старше всех, даже старше Тучкова. Мне становится, черт возьми, грустно…

Командир катера Дмитрий Бессонов, Юрий Строганов, штурман, и их молодые товарищи слушают очень внимательно. Для них мой рассказ о временах исторических - как для меня «Севастопольские рассказы»

Толстого. Я плавал на катере с Гущиным и с Филатовым, плавал с Сергеем Ивановичем и с другом его Васо Сухишвили. Молодым не мешает знать, какую жизнь они прожили и что пережил их адмирал, отец моряков.

Но рассказать о нем я могу слишком мало. В дни войны от докучливых корреспондентов и флотских писателей Сергей Иванович отмахивался: на беседы с ними у него не хватало времени.

Может быть, сейчас я смогу узнать о нем больше?

Я надолго остаюсь в Севастополе. Выхожу на катерах соединения в море, бываю в их базах.

В воскресенье прихожу на Большую Морскую к Сергею Ивановичу…

Книга первая

Юность ваших отцов

Глава первая

Мы сидим у окна. Струйки дождя бегут по стеклу и стекают на улицу.

Девушки в форменных, василькового цвета халатах открывают магазин в доме напротив. У витрин толпятся вымокшие покупатели. Матросы строем проходят в матросский клуб на воскресный утренник. Женщины с кошелками торопятся с рынка к троллейбусу. Он разбрызгивает колесами воду и втягивает длинную очередь.

За стеной заплакал ребенок; на него зашикали, успокаивая. Сергей Иванович пустил к себе лейтенанта с женой, ютившихся в комнатке, продуваемой всеми ветрами.

Сергей Иванович перешагнул возраст, когда выходят на пенсию. Перешагнул, не оглядываясь на прожитое, не обремененный болезнями. Он не чувствует себя стариком и не торопится выйти в отставку. Он побывал во многих боях, о чем свидетельствуют рубцы и шрамы на голове и на теле, не раз смотрел в глаза смерти.

Мы принадлежим к старшему поколению. Многие герои войны для нас остаются Севами, Васями, Мишами, и мы их помним душевными, простыми ребятами. Одни из них погибли в бою, - таких было много, - некрологов о них не печатали. Их вспоминали товарищи с кружкой спирта в руке: «Будь море (или берег) им пухом!»

В послевоенные годы наши сверстники начали умирать от гнуснейших болезней, о которых мы и понятия не имели в войну: от саркомы, рака, инфаркта, инсульта.

Время от времени мы читали в траурной рамке на четвертой странице «Красной звезды»: «Память о нем останется в наших сердцах». С каждым из них мы побывали в боях, лечились в госпиталях и снова возвращались на свои корабли.

Вот вы писали о Гущине в свое время, писали о нем хорошо, - говорит адмирал. - Он заслужил! А вы знали, что у Всеволода был сын?

Да, он мне говорил.

Но вы не знаете, что я разыскал его после войны в детском доме. И привез его в Севастополь. Вы помните, как мы жили тогда в Севастополе? Сплошные развалины - ни домов, ни улиц. Мы с женой поселились в крохотной комнатке. У нас уже был тогда Севка. Вадимка старше его. Он называл меня дядей Сережей. Я и не претендовал, чтобы он меня звал отцом: наверняка он запомнил своего отца - веселого, шумного, добродушного, похожего, как вы помните, на большого медведя… Стремительно быстро шли годы. Севастополь отстраивался, мы получили хорошую комнату, потом квартиру. Севка целыми днями пропадал у моря, ходил на шлюпках с матросами, завел друзей на морских трамваях, перечитал сотни книг о героях войны, о морских боях и походах. Он с радостью пошел в морское училище. Я хотел, чтобы и Вадимка стал моряком, как отец, но понял, что у него нет пристрастия к морю.

Я не чувствую ни призвания, ни желания стать моряком, - заявил он.

Кем же ты хочешь быть?

Я? Поэтом.

Но и моряки писали стихи. Неплохие, - возразил я. - Поэзия великолепная вещь, но основной профессией она быть не может. Не каждый же день на тебя будет нисходить вдохновение, а подгонять рифмы, не чувствуя зова сердца…

Ах, дядя Сережа, вы меня извините, но что понимаете вы в поэзии? Простите, если я вас обидел.

Да, он обидел меня. Потому что стихи я люблю. Люблю Пушкина, люблю Лермонтова, люблю флотских поэтов и глубоко их уважаю… Они были не только поэтами, но и нашими боевыми товарищами…

На торжественных вечерах в школе Вадим читал собственные стихи, и его окрестили «вторым Маяковским».

Разумеется, до Маяковского ему было как до луны, но раз у человека призвание - не глушить же его! Вадим закончил литературный институт, стал печататься. О его стихах появились - рановато, по-моему, - восторженные рецензии. Вы, конечно, о поэте Гущине и понятия не имеете?

Не имею.

А Вадима Гущинского знаете?

Этого знаю.

Так это и есть наш Вадим. Он фамилию отца переделал. Я упрекнул его. Он отпарировал: «И Симонов из Кирилла стал Константином. Так благозвучнее». Благозвучнее… Неблагозвучна фамилия отца! Вы встречались с ним?

Приходилось.

И не заметили, как похож он на Гущина? Ведь он вылитый Всеволод! Снимите с него модный пиджак, наденьте китель - и вы скажете: «Гущин!»

То-то я, бывало, задумывался: кого мне напоминает Гущинский? Но поскольку он мне антипатичен… Простите, может, вам неприятно?

Нет, отчего же? То, что я расскажу, не расходится с вашим мнением. На днях Вадим был в нашем городе, проездом в Дом творчества в Ялту. Он позвонил мне по телефону, зашел. Представил жену - маленькую, ему по плечо, в нейлоновой шубке, в каком-то бесформенном колпаке. Когда она стянула колпак, мне захотелось одолжить ей расческу. Но растрепанные волосы - это как будто последний крик моды! Вадим подарил мне томик стихов, сказал, что такими тиражами и Пушкин не издавался в России. Она тоже достала из сумочки крохотный томик: «На память вам, Сергей Иванович». На обложке было напечатано: «Аннель Сумарокова. Весною и летом».

Я вспомнил, что и ее восхваляют. За чаем Вадим рассказывал: они путешествовали по Скандинавии, собираются ехать в Париж, где переводят их стихи. И как будто даже в Америку.

Да, некоторым пришлось потесниться, - говорил он удовлетворенно. Те, кто отжил и выдохся, пусть уступают дорогу. Нас читают. Нас слушают. Стариков больше не принимает народ.

А не думаешь ли ты, - спросил я, - что некоторые часто говорят от имени народа… не имея на то права?

Вот ты говоришь - старики. Кто, писатели? Они, как и все, пережили величайшие трудности и невзгоды. Многие из них воевали. И у нас они были на флоте. А ты? Где твой опыт? Детский сад, школа? Потом институт? Ты в армии не был, не знаешь ни воинской дружбы, ни законов морского товарищества. Тебе нечего сказать людям.

Он обиделся. Но я считаю, что хороша слава подвига воинского, слава труда, в том числе и литературного, а не скороспелая слава, пришедшая нежданно-негаданно за несколько наспех накропанных, якобы смелых стихов. Дурной хмель такой славы бросается в голову. И не думает сочинитель, что послезавтра, а может быть, завтра забудутся и стихи его, и славословия, возникшие по поводу их рождения…

Вадим упорно утверждал:

Меня оценили повсюду. Даже в Соединенных Штатах печатают.

Не знаю, порадовался бы твой отец, что тебя хвалят в Америке больше, чем на Родине…

Отец жил в эпоху, когда люди ограниченно мыслили - как им было приказано и указано.

Я вспылил:

И боролись за счастье ваше! Жизнь в борьбе с врагом отдавали! Не слишком ли дорогой ценой оно куплено?

Чтобы сузить результаты поисковой выдачи, можно уточнить запрос, указав поля, по которым производить поиск. Список полей представлен выше. Например:

Можно искать по нескольким полям одновременно:

Логически операторы

По умолчанию используется оператор AND .
Оператор AND означает, что документ должен соответствовать всем элементам в группе:

исследование разработка

Оператор OR означает, что документ должен соответствовать одному из значений в группе:

исследование OR разработка

Оператор NOT исключает документы, содержащие данный элемент:

исследование NOT разработка

Тип поиска

При написании запроса можно указывать способ, по которому фраза будет искаться. Поддерживается четыре метода: поиск с учетом морфологии, без морфологии, поиск префикса, поиск фразы.
По-умолчанию, поиск производится с учетом морфологии.
Для поиска без морфологии, перед словами в фразе достаточно поставить знак "доллар":

$ исследование $ развития

Для поиска префикса нужно поставить звездочку после запроса:

исследование*

Для поиска фразы нужно заключить запрос в двойные кавычки:

" исследование и разработка"

Поиск по синонимам

Для включения в результаты поиска синонимов слова нужно поставить решётку "# " перед словом или перед выражением в скобках.
В применении к одному слову для него будет найдено до трёх синонимов.
В применении к выражению в скобках к каждому слову будет добавлен синоним, если он был найден.
Не сочетается с поиском без морфологии, поиском по префиксу или поиском по фразе.

# исследование

Группировка

Для того, чтобы сгруппировать поисковые фразы нужно использовать скобки. Это позволяет управлять булевой логикой запроса.
Например, нужно составить запрос: найти документы у которых автор Иванов или Петров, и заглавие содержит слова исследование или разработка:

Приблизительный поиск слова

Для приблизительного поиска нужно поставить тильду "~ " в конце слова из фразы. Например:

бром~

При поиске будут найдены такие слова, как "бром", "ром", "пром" и т.д.
Можно дополнительно указать максимальное количество возможных правок: 0, 1 или 2. Например:

бром~1

По умолчанию допускается 2 правки.

Критерий близости

Для поиска по критерию близости, нужно поставить тильду "~ " в конце фразы. Например, для того, чтобы найти документы со словами исследование и разработка в пределах 2 слов, используйте следующий запрос:

" исследование разработка"~2

Релевантность выражений

Для изменения релевантности отдельных выражений в поиске используйте знак "^ " в конце выражения, после чего укажите уровень релевантности этого выражения по отношению к остальным.
Чем выше уровень, тем более релевантно данное выражение.
Например, в данном выражении слово "исследование" в четыре раза релевантнее слова "разработка":

исследование^4 разработка

По умолчанию, уровень равен 1. Допустимые значения - положительное вещественное число.

Поиск в интервале

Для указания интервала, в котором должно находиться значение какого-то поля, следует указать в скобках граничные значения, разделенные оператором TO .
Будет произведена лексикографическая сортировка.

Такой запрос вернёт результаты с автором, начиная от Иванова и заканчивая Петровым, но Иванов и Петров не будут включены в результат.
Для того, чтобы включить значение в интервал, используйте квадратные скобки. Для исключения значения используйте фигурные скобки.

Пока Стэлла одевалась, Фрол тоже надел парадную тужурку, повязал галстук, хотя терпеть не мог галстуков, подошел к окну. Взглянул на осеннюю улицу, по которой ветер мел желтую сухую листву . Эх, нет Никиты с Антониной, остались в Балтийске! А ведь как дружно жили - водой не разольешь! Вот что значит с детских лет дружба да братство нахимовцев! Четвертый город, в котором они со Стэллой живут. Последний ли? Моряки то и дело переезжают с места на место. Нигде не могут обосноваться надолго. Такова судьба моряков. Своей судьбой Фрол доволен. И Стэлла с ним, и Алешка, и тетя Маро, ее он любит, словно родную мать, - ведь его мать давно умерла. И тетя Маро его любит, как сына. Когда, нахимовцем, Фрол приходил к ним в Тбилиси, она набивала ему карманы то сушеным инжиром, то яблоками, то орехами, то халвой. В их доме Фрол обрел семью, вместо той, которую потерял в Севастополе. И оттаял - а был он колючий, ершистый, закаленный в боях тринадцатилетний вояка. Тбилисский сапожник Мираб был душа человек. Жаль, умер. Жил бы да жил! Теперь больше незачем ехать в Тбилиси. Да и Нахимовского там давно нет: училищу моряков нельзя быть без моря. Во время войны в этом был смысл: в Тбилиси был тыл, на Тбилиси не падали бомбы, можно было учиться спокойно. Первые нахимовцы давно стали командирами кораблей, инженерами-изобретателями, подводниками - двое плавают на атомных лодках. К одному судьба ласкова, другого по головке не гладит. Встретил здесь Игнашу Барышева - не виделись целых шестнадцать лет (из Тбилисского училища Игнаша перешел в Ленинградское). И вот встретились - офицерами. Фрол стал комдивом и капитаном третьего ранга, а Игнаша - все еще старший лейтенант. Продвижению помешала болезнь. Не беда - нахимовцы независтливы... Ну вот наконец и Стэлла.
- Покажись-ка... Ух ты! - выразил Фрол свое восхищение.

Он в туалетах не особенно разбирался, но Стэлла в новом платье действительно хороша. Черный бархат вышит серебряными звездочками (Стэлла - тоже значит звезда). Своей звездочкой называл ее дядя Мираб. Своей звездочкой ее называет тетя Маро. Семь лет Стэлла и Фрол живут вместе. Сыграли свадьбу на год позже однокашника и закадычного друга Никиты. Стэлла все упрямилась: «Убедись, Фрол, в том, что ты меня действительно любишь. Убедишься- тогда позови». Фрол тосковал без нее: он, давно не имевший своего дома, заходил к Никите и Антонине и каждый свободный вечер отогревал у них душу и все спрашивал:
- Балтиец-то когда по плану появится?
Антонина смущалась, краснела и прятала глаза, а Никита как-то сообщил доверительно:
- Уже стучит!
- Неужели стучит? - удивился Фрол простодушно.
- Стучит!
- Ишь ты, шустрый какой! Ну, раз стучит - несомненно мальчишка! Счастливцы вы, черти!
Однажды Никита забежал к нему на корабль, весь взъерошенный, и сообщил, что отвел Антонину в родильный дом . Фрол, как мог, утешал друга, убеждал, что все окончится благополучно, звонил несколько раз в родильный - Никита был занят.

Фрола принимали за отца, ругали, что часто беспокоит, а потом вдруг поздравили: «Ну, от души поздравляем, счастливый отец! Роды были нелегкие, зато сын - богатырь». И Фрол так ликовал, сообщая Никите счастливую весть, что можно было подумать, это у него сын родился! Через несколько дней Антонина вернулась домой. И хотя у младенца было красное, сморщенное личико, как у всех новорожденных, Никита и Фрол нашли его красавцем. Вскоре Фрол притащил новорожденному парусную яхту, заводную моторную лодку и водолаза в скафандре.
- Ты соображаешь, что Юрке всего две недели? - спросила Антонина смеясь.
- Ну что ж? - не смутился Фрол. - Считай, что игрушки куплены впрок!
Так оно и вышло - и лодка, и яхта, и водолаз стали впоследствии любимыми игрушками подраставшего Юрки.
Через год приехала Стэлла. (Фрол написал: «Убедился, зову!») К ее приезду Фрол подыскал комнатку у старой эстонки Матильды Куузик и, как сумел, украсил ее. Стэлла приехала взбудораженная, счастливая, привезла фруктов и бурдюк кахетинского. Свадьбу отпраздновали на славу - пришли все друзья: и Хэльми со своим Михаилом Ферапонтовичем, и Антонина с Никитой; пили вино, танцевали и до утра веселились. На другой день Фрол проснулся женатым человеком - и было это непривычно, словно он надел новую и сшитую не по мерке тужурку. Ему хотелось побыть со Стэллой подольше, но надо было идти на корабль. Когда он наконец собрался уйти, Стэлла надула губы («Неужели опять станем ссориться?» - подумал в ужасе Фрол), но она вдруг обняла его, подала фуражку: «Возьми, Фролико. Я привыкну быть женой моряка».
А через год Фрол метался от корабля до родильного дома, от родильного - снова на корабль, беспрерывно звонил по телефону, и ему отвечали, что он зря волнуется, все обойдется. И действительно, к вечеру, когда он из Дома офицеров в двадцатый раз позвонил в родильный, чей-то голос ответил: «Поздравляем, товарищ Живцов, вас с сынишкой».

Алешка! - гаркнул Живцов и принялся плясать тут же, в кабинете начальника Дома .
В этот день дул холодный балтийский ветер и море выплескивалось на набережную, забрызгивая подъезд «Золотого Якоря», а разгоряченный Фрол не чувствовал холода: он торопился на телеграф сообщить о великом событии дяде Мирабу и тете Маро - думали ли они много лет назад, когда Никита привел к ним друга-нахимовца, что этот рыжий мальчишка станет их зятем?
«Поздравляю, вы деды!» - послал он им телеграмму. И подписался не «Фрол», а «Алешка». Как будто Алешка мог уже посылать телеграммы!
Фрол стал нежнейшим отцом.
Раньше они со Стэллой ссорились по любому поводу. Теперь Стэлла сдерживалась. Она остепенилась. В Калининграде, придя на завод, Фрол убедился, с каким уважением относятся к «инженеру Живцовой».
«Мне повезло. Да, повезло!» - радовался он (еще свежи в его памяти были страдания бедного Коркина). Но Фрол свою Стэллу знал не несколько дней - много лет. Тут уже не могла совершиться «роковая ошибка»...

Ну что же, пойдем? А то смотри, опоздаем... - заторопила Стэлла. Чудачка! Сама целый час одевалась, а теперь - «опоздаем»!
- Нам нельзя опаздывать. Я хочу выступить, Стэлла. Надо выручить того самого парня... который влип как кур во щи .

А я, Фролико, его знаю? Кто он такой?
- Парень хороший. Больше ничего не скажу. Пошли.
И они поспешили к трамваю.
Когда они вошли в переполненный зал, диспут был в самом разгаре. «Эх, опоздали», - сетовал Фрол. Со сцены говорил пожилой капитан первого ранга:
- На днях я услышал от племянницы: «Поздравьте! Я вышла за моряка. Завтра уезжаю на Север». - «Но у тебя же не было знакомых моряков, Надя». - «Да, не было, да вот познакомилась». Оказывается, лейтенант Володя приехал в отпуск к родителям, встретил Надю, влюбился и... меньше чем в две недели молодые люди решили, что могут навсегда связать свою жизнь. Я вижу недоуменный вопрос в глазах сидящего во втором ряду лейтенанта: «А почему - навсегда?» (Веселый смех в зале.) А как же иначе? На год? На два? Или на три? «А что же ты знаешь о своем суженом?» - спросил я племянницу. «Только то, что он очень, хороший!» - «И это - все?» - «Ну а что мне еще? Он сказал, что меня очень любит и мы будем жить на самом берегу моря». Не все юные женщины, к сожалению, учитывают, и не всем влюбленные моряки разъясняют, что

«...привыкать к борьбе суровой
Должна подруга моряка...»

Так говорил наш флотский поэт Алексей Лебедев . Любимый будет часто уходить в море, придется оставаться одной. Только труженица, а не бездельница может стать верной подругой («Правильно!» - поддержали оратора многие голоса). Люди моего поколения находили своих боевых подруг на опасной в те годы комсомольской работе, в боях гражданской войны. В трудных испытаниях, в совместной, рука об руку, деятельности рождалась большая - на долгие годы - любовь. Моим сверстникам не пришлось раскаиваться, ломать жизнь, чтобы начать - неизвестно, удачно ли? - новую... А нынче некоторые считают, что можно жениться сначала «начерно», а потом уже - «набело»...
- Я согласна с капитаном первого ранга,- не дала закончить оратору рыжеволосая женщина в черном костюме. - У нас в части офицер Дмитрий Копчиков в июле прошлого года развелся с первой женой, в августе проводил отпуск со второй, в сентябре брал в канцелярии справку для третьей. А в ноябре зарегистрировался с четвертой жертвой своего дикого темперамента. И всем четырем он,- подумайте, пошлость какая! - всем четырем этот распущенный изверг клялся в любви!
- Уж и изверг! А не проще ли - донжуан?.. - сказали из зала.
- Копчиков потерял право носить погоны советского офицера! - крикнула женщина.
- А не слишком ли строго? - закричал озорной голос.
- Разрешите мне? - поднялся Фрол.
- Куда ты? - дернула его за рукав Стэлла,
- Только несколько слов.
Фрол поднялся на сцену. Оглядел зал.

Доморощенным донжуанам на флоте не место. Согласен. Им надо воздать по заслугам. Но мог ли такой Копчиков успешно действовать, если бы не была так же легкомысленна, как и он, и противная сторона? Некоторые сроки, только что приведенные предыдущим оратором, глубоко меня заинтересовали. Хочу спросить: сколько же времени понадобилось каждой из так называемых жертв донжуана Копчикова, чтобы распознать человека? По-видимому, каждая из них думала, что, живя в космический век, можно ускорить и многие другие процессы. (Безудержный смех в зале: «Браво!») Безусловно, среди молодых офицеров встречаются люди влюбчивые, и даже весьма; им кажется, что каждая обратившая на них благосклонное внимание девица достойна немедленно стать боевой подругой. Я не верю в скоропалительную любовь. И если распущенных, вроде Копчикова, надо бить, и бить крепко, то влюбчивых и доверчивых надо предупреждать: «Осторожно, проверьте!» («Правильно!»)
Среди молодых девушек, - продолжал Фрол, - есть такие, которым жизнь с моряком представляется сплошным праздником; он наденет тужурку, всю в золоте, поведет в театр; есть и такие, которых прельщает мысль стать женой офицера, «устроиться»,- на это тоже не следует глаза закрывать! - Фрол достал из кармана письмо. - Вот послушайте, что пишет мне один пострадавший: «Я женился, Фрол Алексеевич, по первому впечатлению, встретившись с подругой жизни на танцах. Как я раскаиваюсь за «скороспелость»! Ей понравилась моя флотская форма, она думала, что жизнь на берегу моря - курорт. Беспечная, бездельница, злая, бездушная... Очень скоро я понял, что совершил роковую ошибку...» А раньше ты о чем думал? Сам, братец, и виноват! Была у нас жена старшего лейтенанта Мыльникова, бездельничала сама, других разлагала и даже оправдание безделью придумала: жена офицера, мол, это тоже профессия!

Вечер отдыха в зале Революции. Там за Невой моря и океаны: История Высшего военно-морского училища им.Фрунзе /Г.М. Гельфонд, А.Ф. Жаров, А.Б. Стрелов, В.А. Хренов. - М. 1976.

Продолжение следует.

Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ.
198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. [email protected]

Ночные туманы - описание и краткое содержание, автор Всеволожский Игорь, читайте бесплатно онлайн на сайте электронной библиотеки сайт

Автор романа «Ночные туманы» - писатель Игорь Евгеньевич Всеволожский известен читателям по книгам о маршале С. М. Буденном («Хуторская команда», «Восемь смелых буденновцев», «Отряды в степи»), о генерале Оке Городовикове («В боях и походах») и по многим романам о моряках («Уходим завтра в море». «В морях твои дороги», «Балтийские ветры», «Раскинулось море широко», «Пленники моря», «Неуловимый монитор», «Золотая балтийская осень»).

В годы Великой Отечественной войны писатель служил на Черноморском флоте и навсегда связал свою жизнь и творчество с флотом.

«Ночные туманы» - роман о трех поколениях моряков советского флота. Первое поколение красных моряков плавало на колесных буксирах, переоборудованных в тральщики, и на обветшавших катерах.

Их молодые наследники ceгодня владеют грозным оружием, способным надежно защитить морские просторы Родины, - ракетными катерами и кораблями.