Сон о бабочке и превращение лао-цзы. Сон о бабочке и превращение лао-цзы Лао цзы снится что он бабочка
Тогда Чжуан-цзы снова заснул и ему вновь приснилось, что он бабочка, порхающая в поле. Вдруг бабочка увидела Чжуан-цзы, приближающегося к ней и несущего в руке сачок, чтобы поймать ее и приколоть к своей коллекции. За мгновение, как философ успел ее схватить, сон прервался.
Проснувшись, Чжуан-цзы подумал: "Если я - Чжуан-цзы, видевший сон, то во сне я видел себя и бабочку. Но я ощущал себя бабочкой, значит, - Чжуан-цзы это не я. Но если я бабочка, которой снится, что она Чжуан-цзы, то мне лучше не просыпаться, потому что там, наяву, меня схватит Чжуан-цзы и приколет к коллекции"
Бабочка- Чжуан-цзы пошел вдоль поля и вдруг увидел бабочку - точно такую, какую он видел во сне. Вобщем, увидел себя. За бабочкой гнался Борис Черчес, чтобы приколоть ее к своей коллекции. Борис ловко схватил бабочку и приколол к своей коллекции.
Чжуан-цзы в сердцах сплюнул и снова пошел спать. Ему в третий раз приснилось, что он бабочка, счастливая бабочка, что достигла исполнения желаний, и которая не знает, что она Чжуан-цзы. Вдруг бабочка увидела Бориса Черчеса, приближающегося к ней и несущего в руке сачок, чтобы поймать ее и приколоть к своей коллекции. Бабочка зажмурилась и приготовилась к смерти. Но смерть не наступала. Она осторожно открыла глаза. Перед ней на корточках сидел Борис Черчес и разглядывал ее.
Мы с тобой одной одной крови, ты и я! - сказал Борис и улыбнулся.
Бабочка тоже улыбнулась и больше не просыпалась (или не засыпала?)
Когда ученики спросили Христа: кто больше всех в Царстве Небесном, то Он, поставив дитя посреди них, сказал: «Если не обратитесь и не будете как дети, не войдете в Царство Небесное… Кто умалится [смирится], как это дитя, тот и больше в Царстве Небесном» (Мф. 18: 1–4).
***
О том, что жизнь это сон, за последние полдюжины тысяч лет не рассуждал только ленивый (еще бы: ленивый-то знает толк в сне!) И все-таки, откуда взялась эта бездоказательная мифологема и ухитрилась рекрутировать столь огромную группу поддержки?!
Лично мне хватило одной беседы с... точнее, проработки со стороны моего бригадира, чтобы чётко уяснить: сон – не жизнь, а наоборот! если сон – это прогул или загул, который может привести к взысканию на месткоме, то жизнь есть подвиг, трудовой или военный, подвиг во благо народа!
Впрочем, оставим нашего бригадира, а равно и не наших будд, шопенгауэров и кальдеронов (1). А то, что завцех ничего не сказал о душе - это понятно: времена-то были советские... (2)
В свое время, самый известный из принцев Датских вопрошал: «Быть или не быть?» Ставить такие вопросы призраку, да ещё и монарха, это почище, чем спрашивать у ясеня о местонахождении любимой или говорить о жизни с черепом шута (а именно последний brand-essence зарекомендовал себе впоследствии наш принц). Впрочем, ответ был, скорее, позитивен: «Быть!» – только из-за того, что нечто пугающе неведомое скрывалось в смертном сне.
И опять-таки, непонятно: если смерть можно увязать со сном (в силу определенного сходства), КАК увязать со сном нечто по факту противоположное - жизнь?
Впрочем, сколь абсурдно бы это ни звучало, между жизнью и сном существует весьма глубинное сходство: как в сновидении, так и в жизни, мы действуем неосознанно и, зачастую, против своей воли (даже когда потворствуем своим желаниям)! Однако свобода достигается – NB! – не в момент смерти, и не в момент пробуждения. Свобода возможна лишь в состоянии, когда действуешь согласно велениям сердца, не нарушая, при этом, правил жизни как ритуала.
ТАК говорил великий Конфуций. А возможно ли это, и КАК – это мы и постараемся узнать, если вы отправитесь, вместе со мною, в царство даосских мудрецов, бабочек и напитков времени.
А начнём мы с одной притчи. Притча эта общеизвестна, но неосознанна, прочитана но непонята, проста, но неисчерпаема:
«Однажды я, Чжуан Чжоу, увидел себя во сне бабочкой – счастливой бабочкой, которая порхала среди цветков в свое удовольствие и вовсе не знала, что она – Чжуан Чжоу. Внезапно я проснулся и увидел, что я – Чжуан Чжоу. И я не знал, то ли я Чжуан Чжоу, которому приснилось, что он – бабочка, то ли бабочка, которой приснилось, что она – Чжуан Чжоу. А ведь между Чжуан Чжоу и бабочкой, несомненно, есть различие. Вот что такое превращение вещей!» (3)
У нас, современных людей, в явном дефиците красота и романтика, зато в запасе имеется уйма подозрений и недоверчивости. В данном пассаже подозрение вызывает фраза «Несомненно, есть различие между Чжуан Чжоу и бабочкой» – тем более, что это единственный вывод, который делает Чуский Мудреца из своего чудесного опыта.
А что было бы, явись вместо скептика из эпохи Борющихся Царств какая-нибудь гусеница? – «Я не знала, то ли я Гусеница Пупсень, которой приснилось, что она бабочка, то ли бабочка, которой приснилось, что она – это я, Гусеница Пупсень». Зачем, спрашивается, огород городить?! Хм! Будучи великим мудрецом, сподобиться волшебного сна, и открыть РАЗЛИЧИЕ между бабочкой и человеком?!! Странно! И потом: различие между Чжуан Чжоу и бабочкой ничуть не больше, чем различие между бабочкой и гусеницей!
Однако, в этом-то весь фокус, и в этом - весь Чжуан-цзы: слишком очевидный, даже априорный, тезис заставляет нас усомниться в том, что он верен! к тому же, китаец, в отличие от европейца, не склонен акцентировать различия – он исходит из сходства. А значит, здесь что-то не так!
Кроме того, в притче ясно виден простор для размышлений о природе сна и о природе вещей (в частности, о природе человека), о сомнении в самом несомненном – в самосознании, о желании быть кем-то совсем другим – причём, кем-то НА ДРУГОЙ ОРБИТЕ... а вместо всего этого, мы говорим о различии – РАЗЛИЧИИ – между и так несоизмеримыми существами - Lepydoptera и Homo sapiens! И при этом еще, думаем о ПРЕВРАЩЕНИИ – именно таково последнее слово в притче.
Последнее слово – и, поистине, неожиданный поворот событий!
Теперь, как говорится, отсюда и поподробнее!
Можно ли, допустим, сказать: «гусеница превратилась в бабочку»? – ведь они, по понятиям, суть ОДНО, один организм! Разве нет?
А можно ли допустить превращение Чжуан Чжоу в бабочку, или наоборот?! Ведь, по понятиям, они различны (и недаром это подчеркнул сам Мудрец-бабочка!) – так, стало быть, ПРЕВРАЩЕНИЕ допустимо! А то, что оно НЕ ПРЕДСТАВИМО, НЕ является аргументом – ни для людей верующих, ни для людей, знакомых с современной наукой, ни для поклонников «магического реализма» в нашем Цайтрауме!
Итак, еще раз: раз уж мы говорим о превращении, то оно возможно между вещами различными – а не как результат линьки. А то, что превращение невозможно себе представить, так это относится не к самой природе вещей, а лишь к нашей способности представления (Einbildungskraft).
На наше счастье, смыслов в приведённой выше крохотной притче, размером с бабочку, не меньше, чем pas при порхании этой бабочки. Поэтому, постараемся раскрыть тайну Чжуан Чжоу – подобно тому, как Мастер Шёлка распутывает кокон (делая выбор в пользу шёлка, а не бабочки). Результатом наших поисков может стать либо шелковая нить, либо сама бабочка, либо мармелад из шелковицы – все зависит от глубины и аккуратности наших разгадок!
Начнём с того, что до совсем недавней поры, западная наука считала незыблемой две вещи.
Во-первых, метаморфоз гусеницы (или метаморфоз бабочки, как вам будет приятнее) есть средневековое мракобесие и\ли античный атавизм: этого не может быть, поскольку между гусеницей и бабочкой нет внешнего сходства и ничего общего в манере поведения.
Во-вторых, «порывистый порхающий полёт бабочки выдает её примитивный и неумелый летающий аппарат с негодными аэродинамические свойствами». Это типично для западного человека, как учёного, так и НЕ учёного, без разницы: с высоты своего птичьего полёта считать, что бабочки не умеют летать (хотя им, бабочкам, это, почему-то, удаётся, а нам, хапиенсам, – нет!). К счастью, Чжуан-цзы так не считал (впрочем, он "ничего и не заявлял"...).
Парадоксально – а значит, хе-хе, естественно – после того, как homo sapiens «открыл» для себя самолёты и вертолёты, ракеты и дроны, к бабочкам начали присматриваться. Хочется сказать: «и вскоре учёные открыли, что бабочки умеют летать». Но нет, конечно! – западные учёные были осторожны: "порхание, надо сказать, оказалось сложным аэродинамическим трюком, включающим захват попутного воздушного потока, два различных типа вихревого потока (Vortex) на передней кромке крыла, активные и неактивные движения вверх – в дополнение к использованию бабочкой вращательных движений и механизма "хлопок-флинг" Вайс–Фогга». Вот так-то жалкие чешуекрылые обштопали самого Вайс-Фогга! И не ограничились даже этим: оказалось, что за счёт не своих ресурсов, а воздушных потоков, бабочкам удаётся мигрировать на тысячи километров! А ведь для существа размером в пол-пяди (5-6 см.), это, вообще, астрономические расстояния – и в пропорциях, и по ресурсам!..
Не знаю, мог ли Чжуан-цзы предвосхитить господина Вайс–Фогга, да это и неважно. Гораздо более важным представляется то, что, будучи человеком весьма тонким и наблюдательным, Чжуан-цзы мог заметить нечто куда более удивительное: при каждом последующем взмахе крылышка, бабочки часто используют совершенно разные движения, используя РАЗНЫЕ механизмы!
А это уже не аэродинамика и энергосбережение: это – ТАЙНА!
И к этой тайне мы еще вернемся, ведь именно в ней заложен один из ключей даосского рассказа: именно порхание побудило Чжуан-цзы задуматься о своем тождестве с бабочкой! Он, собственно, «идентифицирует» себя не с бабочкой как видом или особью, и не в смысле переселения душ (4), а с беззаботным порханием, столь призрачным и таинственным, недолговечным но беззаботным...
Теперь, мы на прямой к метаморфозе! Прежде, о превращении как его видит китайский скептик а затем – о научном метаморфозе – то есть, на превращение в глазах науки.
Не надо особо вдумываться, чтобы увидеть, сколь необычно само понятие ПРЕВРАЩЕНИЯ.
Смотрите: когда мы о чем-то думаем или стараемся припомнить, нам сопутствует представление, образ этой вещи (может, конкретный, а может, и абстрагированный (5)). Но когда мы стараемся представить себе метаморфозу, ОДНИМ образом, пожалуй, не обойтись! В нашем случае, например, речь идет о целом процессе: гусеницу – кокон – бабочку (представить их одновременно и рядом невозможно!).
Ну, китайцы, в этом смысле, естественно, выкрутились! – смотрите, до чего просто и ловко выглядит иероглиф huа (превращение): в нем всего четыре черты - две простые пиктограммы – «человек» и «человек вверх ногами», а вместе они и составляют ПРЕВРАЩЕНИЕ. Изящно, не правда ли?
Что же до нас... прислушайтесь к самому слову ПРЕВРАЩЕНИЕ:
В нашем мире, где звездные системы вращаются вокруг сердцевины атомного ядра, обращаясь, одновременно, вокруг звёзд и центров галактик, а сезоны вращаются вокруг невидимой оси... трудно, порою, колесо отличить от оси, однако всё что умирает и всё, что рождается, всё - вне и внутри - этих вех неизменно вращается:
Вращение в нашей вселенной не ново! –
И все возвращается снова и снова...
Возможно, не выживет. Пожалуй, не вспомнит,
Но всё-таки, ось – колеса основа!..
Вдруг, кто-то – ПРЕ! – прекращая и перепрыгивая, соскакивает со своей орбиты, выходя за пределы всех форм и воз\вращений... - и этим достигает превращения!
Интересно, кстати, что примерно в этом ключе понимает ПРЕВРАЩЕНИЕ и китайская традиция. В ней, как известно, всё соткано из перемен-изменений. А в какой-то, условно, момент, вместо них приходит превращение. Так, скажем, происходит, согласно Ле-цзы, (третьему, после Лао-цзы и Чжуан-цзы, Даосу китайской мысли): "великие превращения" суть Четыре перехода человека в новое качество - детство, взросление, старение и смерть.
А согласно Сюнь-цзы (4 - 3 вв. до Р.Х.), Превращение – это путь, чтобы обычный «человек с улицы» стал [совершенномудрым] Юем.
Теперь надо отметить, что оба этих прецедента-подхода Превращения преломляются в истории о перво-даосе (где, так сказать, Лао превращается в Цзы), и в истории о бабочке-Чжуане.
Лао-цзы – Лао Цзы – буквально, Старый Младенец. Звучит... не то что коряво, даже неловко. Но комбинация «Старец-Младенец» для самоинакового китайца вполне адекватна! – ведь он исходит из единства противоположностей, а не из их борьбы.
Представьте, что после Третьего великого превращения (см. выше у Ле-цзы) следует не Четвёртое – Смерть, а вновь Первое – Детство! Именно это произошло с Лао-цзы – то же происходит, очевидно, с гусеницей...
Китайцы не склонны к чистой умозрительности; если уж они говорят, о (Четырёх) Превращениях, за ними обязательно стоят энергетические механизмы (qi, пневма), положение фаз превращения на временной оси ( ритуал), диалектический баланс в природе (Yin-Yang) и т. д. Мы могли считать всё это столь же умозрительными понятиями (прежде всего, в силу нашего рыночно-милитаристского подхода к миру), но... последние открытия в разных науках обнаруживают конкретные – и в то же время, универсальные! – механизмы. И это сильно напоминает китайскую «прикладную умозрительность»: за инь-ян и ци всегда стоят конкретные химические вещества и процессы - и тогда химия получает направление, становясь биологией!
Возвратимся, однако, к нашим ба... бабочкам. Сравнительно недавно, была обнаружена странная вещь – штука удивительная, почти невероятная:! в самом начале своего жизненного пути, в момент вылупления, у мальков гусениц имеются скопления клеток, которые уже готовы дать начало лапкам, антеннам и крыльям бабочек! То есть, из яйца бабочки готова вылупиться бабочка – как у страусов, гусей или цыплят! – к чему тут, скажите, весь этот фарс с гусеницей – существом не просто НЕ похожим, но и глубоко противоположным бабочке?!
Всё происходит ТАК, словно эта головоногая новорождённая гусеница ставит задачу: «Эти бабочки – очень бестолковые создания: всю свою короткую жизни они бесцельно порхают, и непонятно, чего им надо! Давай-ка я лучше стану гусеницей и хорошенько наемся!» (7)
И - начинается сумеречное состояние гусеницы - невольное как сон!
Да... здесь надо отвлечься, наконец, от этой... как её... лепидоптерологии, и – вернуться в Древний Китай.
Этот человек всю жизнь свою, равно известную и не известную, прослужил архивариусом при императорской библиотеке. Плодом явилось – не могло не явиться – многознание ("полиматия"). То самое, которое не только «уму не научает» (Гераклит), но еще и «умножает скорбь» (Экклесисаст). Образно говоря, наш архивариус стал гусеницей (вёл себя как гусеница), но... несмотря на это, «в последний момент» он сделал еще один шаг – тот самый, с которого начинается путь в тысячу ли – или, тот самый шаг, на который черепаха может обогнать Ахиллеса, Пелеева сына. Это – Секунда, меняющая скорости звука и света, это – та самая, тысяча-первая, капля, которая вносит (решающую) трещину в цельность камня...
«Единственное знание, которое чего-то стоит – это знать, что я ничего не знаю!» При помощи этой формулы, Лао-цзы открестился от других создателей и жертв полиматии (8): навскидку вспоминаются, например, другой архивариус, итогом жизни которого стала истина, бесперспективная как горизонт и вечная как грабли: «Кроме цитат, нам уже ничего не осталось» (Х.-Л. Борхес, «Утопия усталого человека»), или Фауст со своим Мефистофелем.
Итак, сделав решающий шаг, старый архивариус отказался от груза прошлых эпох – а ГЛАВНОЕ, всей своей жизни! – перешел через край, и взлетел на облаках, подобно Дракону! Теперь он - дважды-рождённый Феникс или Старец-Младенец!
А всё дело в том, что эти творения умеют управлять временными процессами в их организме. Дело в том, что мозг – Бог весть, по чьей воле – управляет двумя процессами - торможением или стимуляцией - двух гормоновами. Один – экдизон – стимулирует линьку, а значит, нормальное (то есть, «метаморфичное») развитие организма. А действие второго – ювенильного – гормона обладает консервативным действием: гормон-цзы, так сказать, старается сохранить отдельные фазы развития, а не процесс в целом. В итоге, не происходит нормального развития И ОТДЕЛЬНЫХ ФАЗ ЦИКЛА НАСЕКОМОГО!
Итак... в самом начале своей (?) жизни, гусеница похожа на нескладного головастика, а через пару месяцев – под конец этой жизни – она уже напоминает уменьшенную копию жирного поперечнополосатого питона. Та же это реинкарнация, или уже другая, перед нами уже - Биоробот Mr. Caterpillar, уничтожающий всё живое на своём пути, причем в кратчайшие сроки! И не имеющего решительно никаких иных занятий и целей – только ползти и жрать!
Без пафоса – чисто опертивно.
В то же время – то есть, на другом конце – мы имеем самое бескорыстное и беспечное создание, так сказать, летающий цветок, который сам опыляет цветы. ЧТО общего между этим существом и гусеницей?! Как рожденное ползать могло превратиться в рожденное для полёта?!!
Однако... погодите немного – и начнется самое интересное! Этот бохемот (11) насекомого мира вдруг застывает и... мечтательно выпускает изо рта шелковую нить! Повторюсь: изо рта, который всю свою жизнь только тем и занимался, что уничтожал растительный мир вокруг себя! – скажите, можно ли назвать одним словом эти два существа с совершенно различными мотивами и моделью поведения? как Чубайс пишущий стихи или Греф, собирающий грибы.
Так или иначе, бартовская «внетелесная трансформация» настолько преображает нашего Ползучего голландца, что через несколько дней, на наших глазах – простой белый кокон! И на никчёмного «головастика» или опасную «машину» он похож не больше, чем человек с постера – на самого себя, наутро, в "трезвевателе". Целый километр нити или то, что ПОД ним – это доступно не наблюдателю, а лишь повару (тайскому или китайскому) – но последний никому ничего не сообщит.
А может, это яйцо из белого шёлка ТОЖЕ стадия - перерождение? - гусеницы? Ведь шёлковая нить или ткань гораздо ближе к бабочке, чем к гусенице: бабочка сама – словно порхающий кусочек шёлка!
...И потом: что, гусеница живая, а куколка – НЕ живая?!
Все это – условности. А сходства – никакого!..(12)
Наконец, появляется изящное крылатое создание и взмывает ввысь... скажите, ЧТО у него общего со всеми теми образинами, о которых нам пришлось вести речь выше?
Ответить на этот крайне непростой вопрос поможет еще один образ-концепт из Китайской Мысли.
Возьмем два иероглифа.
Один похож на неподвижно сидящего старца. Центр тяжести внизу.
Второй похож на грациозную танцовщицу: оторвалась – вот-вот, и вспорхнет!
Но только подкованный глаз без труда заметит, впрочем, что это ОДИН И ТОТ ЖЕ иероглиф! – только записан он в разных каллиграфических стилях:
Первый достигается широким нажатием на кисть, с глубоким вдохом, почти без выдоха. А Второй начинается с долгой паузы: словно весь иероглиф уже написан пальцем Гао Ципэя в воздухе… вдруг – резкий выдох, вместе с выбросом туши, и пред нами – летящая танцовщица!
В соответствии с этими стилями меняется и... ЧТО, собственно, меняется: содержание? «настрой»? объем?
Первый дает представление о глубокой и медленной мысли, погруженной в себя, почти неподвижно следящей за своим предметом (или самою собой).
Второй же… мысль пронеслась перед закрытыми глазами – словно незаметно вдохнул аромат ТОГО воздуха, в котором пальцем был незримо начертан этот иероглиф!
Итак... как сказал бы условный китаец, бабочка и гусеница суть один иероглиф в двух стиля каллиграфии. А чтобы из архивариуса, погрязшее в унылое многознание, превратиться в человека, открывающего и принимающего мир, надо переписать себя в другом стиле...
___________________________
1) Знаменитая в свое время пьеса Педро Кальдерона «Жизнь это сон», что любопытно - и нетипично - посвящена русской тематике (Лжедимитрию).
2) Но... терпеть лишения во имя подвига можно только при вере в душу и ее Спасителя (при форс-мажоре – хотя бы, в вождя). Но когда вместо Вождя – злой плешивый предатель, а веруешь только в то, что «Ален Делон не пьёт одеколон»... это и подкосило Советский Союз: социалистический реализм сменился советскими реалиями, а затем и постсоветской антиутопией...
3) Чжуан-цзы. "Внутренний раздел", II:14 https://ctext.org/zhuangzi/adjustment-of-controversies/ens
Кокон шелкопряда выражен странным иероглифом: "Нить насекомого под «рога барана» [фонетик]". А саму личинку обозначает еще более странный иероглиф: «Насекомое (пиктограмма) говорит при помощи обращенного \ остановленного дыхания»
4) Речь здесь идет об одной из наиболее широко распространенных бабочках: Адмирал (лат. Vanessa atalanta) - дневная бабочка из семейства нимфалид (Nymphalidae).
5) У многих народов, от индейцев до славян, бабочки представлялись символом душ предков. Но здесь – совершенно иной случай!
6) Сколько стульев я не перевидал, но какой-то образ стула – всегда к моим услугам. Это может быть детский стульчик или стул из детского рисунка, «стул», с которого скинули президента, или стул Людовика XIV, прикольный стул, что чем-то запомнился из прошлого, или элементарный стул, на котором я сейчас сижу.
7) Надо сказать, что современной науке отнюдь не чужд этот абсурдный комизм. Вот пример: «Бабочки изображают на своих крыльях узоры, напоминающие змей. Птицы, которых змеи пожирают, видят эти узоры, и – не прикасаются к бабочкам. Таким образом, бабочки со змеиными узорами, обеспечивают себе эволюционное превосходство!» Вот так-то! бабочки рисуют на холстах своих крыльев (условные) изображения неких существ, о которых они не имеют никакого представления (по крайне мере, эмпирически – а иные механизмы наука не принимает!) – для каких-то других существ, информацию о которых бабочки не способны ни воспринять, не передать (потомству). Звучит, на мой взгляд, совершенно абсурдно (даром, что научно!) – хотя... хотя существует, возможно, некий другой механизм!..
9) Как-то раз, я выразил удивление по поводу этого образа. И один мой друг сказал мне: «А что тут странного? Возьми Иосифа Сталина. Мир узнал его, когда Вождю было уже за пятьдесят – то есть, он как бы родился стариком. Вся прошлая жизнь его никому не известна – он есть, какой он есть!»
10) Интересно, что многие инсектициды способствуют производству ювенильного гормона – что, в свою очередь, препятствует развитию и линьке.
11) Древнееврейский демон прожорливости и чревоугодия
12) Ведь, сколько бы ни кичилась западная наука своей гибкостью и открытостью, надо помнить, что еще в середине 1830 годов ученого, который утверждал наличие метаморфоза гусеница-бабочка, отправили за решетку (об этом свидетельствовал сам Чарльз Р. Дарвин). Немудрено: для того, чтобы убедиться в наличии такого метаморфоза – о котором сегодня известно последнему школьник! – необходимо эмпирическое наблюдение за ВСЕМ процессом! Следует месяцами наблюдал за жизнью и творчеством гусеницы неотлучно, с большим подозрением и вниманием, чем папарацци из The Rolling Stones – за героем из хит-парадов! Иначе, бабочка рискует вылезти из какого-то безначального кокона как рояль из куста!..
Как-то судьба свела меня с одним известным человеком, писателем S, который был не только писателем, но и ученым. Несмотря на то, что я только закончил журфак и начал работать в одном издательстве, меня послали на пресс-конференцию, посвященную выходу книги того самого писателя. Дело было еще в том, что именно эта книга и принесла ему известность, а также премию «X».
Позже, зайдя в пресс-бар, чтобы выпить чашечку кофе, а то и рюмку чего-нибудь погорячее, я заметил его в группе коллег, и хоть он непринужденно беседовал с ними, во всей его фигуре чувствовалась некая отрешенность, словно он был сам по себе, к тому же он то и дело всматривался в то и дело входивших, словно ждал кого-то. Заметив меня, S извинился перед собеседниками, направился ко мне и протянул руку.
— Вы, наверно, удивлены? — начал он. — Но я должен рассказать вам кое-что, давайте присядем вон в том углу и спокойно побеседуем, вы не против?
Видя мое изумление (сам S приглашает меня побеседовать, не против ли я?! Да это ж клад, свалившийся на мою голову!), ободряюще улыбнулся и промолвил:
— Да вы не робейте, вы мне напомнили меня самого в молодости!
Мы присели за дальний столик, где было менее шумно, и заказали по чашечке кофе.
Прикуривая, S глубоко затянулся и, подняв на меня свои серо-голубые глаза, посмотрел долгим, проникающим в самую душу взглядом. Странное ощущение я испытал в тот момент, будто если бы, заглянув в зеркало, вместо своего нынешнего отражения увидел себя самого, только в более зрелом возрасте.
Прикуривая, S глубоко затянулся и, подняв на меня свои серо-голубые глаза, посмотрел долгим, проникающим в самую душу взглядом.
Случилось это тогда, когда я, как и вы, только окончив университет, начал работать в одном издательстве. И вот меня, как и вас, послали на пресс-конференцию. Не буду вдаваться в подробности, что это была за поездка, сейчас это будет лишним, скажу лишь, что, возвращаясь в родной город, следующим утром должен был быть уже в редакции.
Последнее, что врезалось мне в память от той поездки — это страшный грохот, скрежет колес, толчок, падая с верней полки, я ударился головой, и наступила тьма.
Не знаю, как долго это продолжалось, потом был вой сирен, вертолеты, тьма, свет, «мы его теряем», «разряд, еще разряд» и снова тьма. И словно меня потащили по темному тоннелю, и вдруг — свет, яркий, ослепляющий свет, воздух, разрывающий легкие! Меня крепко держали чьи-то чужие руки, и я закричал что есть силы, потом я почувствовал что-то близкое, родное, успокоился и уснул.
В тот же миг я словно бы очнулся и услышал: «Он пришел в себя, немедленно в операционную», укол и опять темнота, и снова свет, но уже не яркий, и я голодный жадно ловлю ртом и глотаю самую первую свою пищу, а мягкое и родное — моя мать, и, насытившись, я вновь засыпаю и просыпаюсь здесь, в этом мире, где я весь в проводах и трубках...
Здесь, в больнице, за мной ухаживала молоденькая медсестра, тоже недавно окончившая обучение. У нас возникло то, что называют химией любви.
Так началась моя вторая и двойная жизнь. Засыпая там, в том мире, я просыпался здесь, и наоборот. Поскольку там я был пока всего лишь младенцем, то и спать мне приходилось чаще, хоть и по пару часов, соответственно, в этом мире я приходил в себя, когда же наступала пора просыпаться в том мире, я отключался здесь, врачи списывали это состояние на контузию.
Здесь, в больнице, за мной ухаживала молоденькая медсестра, тоже недавно окончившая обучение. У нас возникло то, что называют химией любви. Это она меня поставила на ноги, можно сказать. Выйдя из больницы, мы поженились.
Я быстро шел на поправку, хоть на ноги встать в буквальном смысле слова я смог только спустя полгода. Здесь, в этом мире, мне заново пришлось учиться ходить, и там, в другом мире, я также встал на ножки и вскоре пошел.
Так проходила моя двойная жизнь. Там я быстро учился всему, схватывая все на лету, становясь первым во всем, несмотря на то, что мир тот хоть и был похож на наш, но чем-то все же отличался. Тем не менее для меня он был привычен, ведь я в нем родился.
Так как я был, можно сказать, старше себя самого на двадцать с лишним лет, то быстро добился успеха во всем, вот только жениться там я не мог, возможно мне мешало то, что в этом мире я уже был женат и безумно любил свою жену...
Прогресс в обоих мирах шел своим чередом, мне же открывались многие знания, которые я начал применять и тут, и там. Благодаря этим знаниям я получил второе образование, став доктором наук в той области, в которой раньше и представить себя не мог, в этом мире, и к тридцати годам став магистром в том. Здесь же я написал эту самую книгу, эффект которой — эффект разорвавшейся бомбы. Нет, пожалуй, неудачное сравнение, скорее эффект бабочки*, думаю, вы знаете, что это означает.
Вы можете не верить мне, возможно даже сочтете меня выжившим из ума, только не пугайтесь того, что я вам сейчас скажу.
Скоро, совсем скоро ваша жизнь изменится так, что вы даже представить себе не можете, главное, не переживайте — все будет хорошо. Через какое-то время вы получите письмо, в котором будут доказательства того, что я не сумасшедший, и тогда вы сами все поймёте.
Следующим утром я возвращался поездом в родной город.
Готовя отчет о проделанной работе, делая правки в своем блокноте, я не переставал думать о том, какой же все-таки странный этот S, но в то же время, вспоминая его, я словно бы вспоминал кого-то очень мне близкого и знакомого, почти родного человека. Это удивляло меня, но, погрузившись в работу, я перестал думать об этом.
«Повезло, — думалось мне: — Еду один в купе, словно вип-персона, можно спокойно поработать, никто не будет отвлекать, можно лечь, где будет удобнее».
Я всегда любил поезда, шум вокзала, его запахи, и как приятно работать под мерный стук колес, а за окном проносятся местные пейзажи. Глядя на них думаешь — вот и жизнь твоя, словно поезд, а за окном проносятся дни, месяцы, годы...
Нам оставалось ехать меньше суток, к шести утра поезд прибывал на место назначения, а в восемь я должен был быть уже в редакции. Поэтому я решил лечь пораньше, а так как всегда любил верхние полки, то и в этот раз выбрал одну из них. Устраиваясь поудобнее, я и предположить не мог, что эта ночь поделит мою жизнь, разделит ее на две половины, как та трещина от землетрясения, что разделит железную дорогу этой ночью!
Это произошло в полпятого утра, когда все в поезде мирно спали. Толчок невероятной силы, скрежет колес о пути, страшный грохот и тьма.
А потом случилось то, что я уже услышал прошлой ночью от писателя и ученого S.
Позже, выйдя из больницы, где я познакомился с медсестрой — своей будущей женой, которая неотступно была мне опорой все эти долгие месяцы реабилитации (и последующие годы жизни), в один из дождливых осенних дней я получил то самое письмо.
«Дорогой мой друг!»
Так начиналось это послание:
«Как и обещал, я посылаю тебе, то есть самому себе, это письмо, хоть теперь ты и так знаешь все сам. И хоть ты все уже понял, у тебя пока еще нет тех знаний, которые помогут осмыслить всю свалившуюся тебе на голову информацию. Все еще впереди. В тот вечер ты повстречал самого себя, только из будущего. Это в конечном итоге спровоцировало Временной парадокс, последствием которого и стало землетрясение, повлекшее за собой катастрофу. У тебя возникнут вопросы, на которые я пока не готов дать ответы. Ответы ты узнаешь сам, когда придет время, когда будут необходимые для этого знания. Ты, вероятно, задаешься вопросом, зачем понадобилось создавать этот самый парадокс, затем, мой друг, что все это только лишь на благо человечества. Впереди много открытий, которые помогут обоим мирам, сделают прорыв в светлое завтра, так сказать.
Вот так, мой друг, теперь ты все знаешь и сам, знаешь, что все будет хорошо, что тебя ждет двойной успех, в двух твоих жизнях. И что годы спустя ты напишешь книгу, эпиграфом которой станет притча о бабочке Чжуан-Цзы.
Я прощаюсь и не прощаюсь с тобой одновременно, ведь ты — это я, а я — это ты. До встречи в светлом завтра!»
На этом письмо заканчивалось.
Я медленно положил листок на стол, задумчиво поглядел в окно. Осенний ветер срывал последние листья, и они кружились словно бабочки. Вытащив из ящика стола свой любимый толстый блокнот в кожаном переплете, куда обычно записывал какие-то идеи, вдохновляющие меня мысли, изречения великих, достал с полки книгу китайской философии, открыл на странице с цитатами Чжуан-Цзы** и начал писать:
«Однажды Чжуан Чжоу приснилось, что он бабочка!
Он весело порхал, был счастлив и не знал, что он — Чжоу.
А проснувшись внезапно, даже удивился, что он — Чжоу. И не знал уже: Чжоу ли снилось, что он — бабочка, или бабочке снится, что она — Чжоу».
Примечания:
* Эффект бабочки — термин в естественных науках, обозначающий свойство некоторых хаотичных систем: незначительное влияние на систему может иметь большие и непредсказуемые последствия, в том числе и совершенно в другом месте.
** Чжуан-цзы, также Чжуан Чжоу (кит.трад. 莊子, упр. 庄子, пиньинь:Zhuāngzǐ; Учитель Чжуан) — китайский философ, предположительно IV века до н. э. эпохи Сражающихся царств, входящий в число учёных Ста Школ.