«Дети Марии»: главное – не бояться меняться. Художник Мария Елисеева: о том, как научиться помогать другим, и о пяти годах без Ильи Сегаловича Мария елисеева дети

Краткая история «Детей Марии», рассказанная Марией Елисеевой, основателем и директором центра

Мария Елисеева

Первая встреча детей и Марии

— Шел 1993 год, сентябрь. У нас — мешок шоколадных конфет, которые привезла моя итальянская подруга Сильвия, и такая задача — пристроить их детям, которые конфет видят мало. Я сначала попыталась отдать их в Дом ребенка, просто придя туда с улицы, но меня и на порог не пустили. Тогда я позвонила в РОНО (теперешний «Департамент образования»), объяснила про конфеты от итальянцев. Они и говорят: «О, есть у нас один интернат, там директриса очень любит иностранцев!» Дали адрес, я позвонила, договорилась с ней. Оказалось, это недалеко, и мы отправились. Я и несколько итальянцев.

Дверь была закрыта на замок. Мы позвонили, нам открыли, и прямо с порога говорят: «Да, да, мы в курсе, давайте сюда конфеты, спасибо большое!» Мы спрашиваем: «А можно ли нам на детей посмотреть?». Очень неохотно нас провели внутрь. Абсолютно темный, пустынный коридор, и, даже детских голосов не слышно. Подошли к двери одного из классов. Сопровождавшая нас завуч достала из кармана ключ, что меня тогда поразило, открыла дверь, а за ней воспитательница, которая тоже была заперта (у нее, видимо, свой ключ), и дети. Сидят за партами, уставившись в телевизор, сложив ручки, как на уроке. Смотрят какую-то жуткую мыльную оперу.

Зрелище душераздирающее: стоят детдомовские дети, сопливые, неухоженные, с голодными глазами, и поют песню о Родине.

Мы вошли, поздоровались, обстановка была очень натянутой, воспитательница вообще не понимала, что мы здесь делаем. Это было необычно, чтобы посторонние люди приходили в интернат. Мы спрашиваем: «Ну, а что вы еще тут делаете, кроме того, что телевизор смотрите?» А воспитательница: «А мы еще петь, танцевать умеем. Ну-ка, дети, быстро построились!» Сначала Жанна с Пашей станцевали для нас полечку, а потом она их все-таки построила в ряд, и дети спели песню о Родине. Зрелище душераздирающее: стоят детдомовские дети, сопливые, неухоженные, с голодными глазами, и поют песню о Родине.

Кстати, конфеты мы смогли раздать только частично, а потом их у нас все-таки забрали. Тут завуч говорит: «Ну, все, визит окончен». Мы спрашиваем: «А можно нам интернат посмотреть? Где, например, дети спят, где кушают?» — «Нет, где спят, мы вам не покажем, сейчас все спальни у нас закрыты. Ну, столовую, ладно, можно посмотреть. Только у нас дети, сами понимаете, больные, они все люстры побили, так что вы не удивляйтесь». И она показала нам столовую, сетуя, что дети и мебель поломали, а чинить некому, и хорошо бы найти спонсоров на ремонт. На этом мы расстались. Потом началось неформальное общение. У итальянцев был с собой самый настоящий фотоаппарат. Паша его схватил, тут же разобрался, как им пользоваться, и начал фотографировать все подряд. А у меня был с собой самый настоящий младенец — моя десятимесячная дочь Аня — очень жизнерадостная, синеглазая, с рыжими кудрями. Она произвела фурор. Дети рассматривали, не решаясь потрогать, маленькие ладошки, крохотные ботиночки, засыпали вопросами: Она не кукла? А волосы настоящие? А почему не разговаривает? А она плакать умеет? Стали по очереди носить на руках. Тут вдруг я осознала, что малышей вблизи они в последний раз видели, когда сами были в доме ребенка. Подумала, что могу время от времени приходить сюда с Аней и двумя старшими. Просто поиграть.

Продолжение. Все еще интернат.

Вскоре я снова позвонила в интернат. Мой друг Пэтч Адамс (Patch Adams) в очередной раз собирался в Россию со своей командой. Клоуны обычно приезжали в Москву на неделю и навещали детские больницы. В предыдущем году я им помогала составлять расписание и подумала, что было бы здорово привести их сюда.

Пэтч, по-русски ни слова не понимая, всё кивал и говорил: «I love you!»

Директриса согласилась, сказав, что клоуны — это да, примем с удовольствием. Но не могли бы они заодно приобрести сантехнику для интерната? Я туманно ответила, что, мол, кто его знает. Она потом пыталась и с ними на эту тему говорить. Когда клоуны носились по интернату, развлекая детей, она выловила Пэтча и стала объяснять, как им нужна сантехника, а еще видеокамера. Пэтч, по-русски ни слова не понимая, всё кивал и говорил: «I love you!»

В тот второй визит, несмотря на грим, парик и костюм, дети меня узнали. Саша, Паша, Жанна. Они меня вспомнили, выделив из толпы клоунов, и это было приятно. Я пообещала, что еще раз к ним приду. Это оказалось труднее, ведь я была уже без иностранцев. Пришлось объясняться с директором и завучем, зачем мне снова приходить. Сказала, что я художница и предложила порисовать с детьми. Они очень удивились, но пустили.

Итак, я стала к ним ходить регулярно. В первый раз принесла с собой большую картину-панно, нарисованную в детской студии, где я в то время работала. Говорю: «Давайте, тоже нарисуем с вами картину». — «Такую же?» — «Нет, не такую же, а просто тоже большую, все вместе». — «Хорошо, давай нарисуем, но только точно такую же!» Тогда я так до конца и не поняла, почему они хотели сделать копию. В результате мы создали новую версию той же картины «Сказочный остров». Конечно, появились какие-то другие детали, новые персонажи. Она и по цвету сильно отличалась, хоть композиция осталась той же.

Дети очень удивились, что я принесла с собой краски. Им там красками рисовать не давали, а фломастеров выдавали только по две штуки на ребенка. Причем, это могли оказаться черный и коричневый цвета.

Работникам интерната затея с красками не понравилась: от красок одна грязь, мы же иногда, бывало, и воду проливали, а ведь это полная катастрофа — пролитая банка воды! Хотя там линолеум был.

Помню один эпизод. Лена Ильина, очень активная, импульсивная девочка, нечаянно смахнула рукой со стола ту самую банку с водой. Илья сразу же бросился за тряпкой и пытался вытереть. Воспитательница отняла у него тряпку с криком: «Не, пусть она, такая-сякая, сама убирает! Еще чего! Она обязана сама!» Илья довольно спокойно, но твердо забрал тряпку обратно и сказал, что вытрет сам, потому что ему это не трудно. Воспитательница страшно удивилась.

Театр-студия «Подвал»

Месяцев пять мы занимались в интернате и нарисовали там вторую большую картину, «Страна игрушек». А потом Юля Шевелева и Амир Тагиев из театра-студии «Подвал» попросили меня с их студийными детьми позаниматься, у них тоже были дети с особыми нуждами. И я договорилась, что в другое время мы будем к ним приезжать и заниматься с группой ребят из интерната. Договориться с интернатом оказалось нелегко.

Воспитатели сразу стали использовать наши поездки в студию для поощрений и наказаний. Лишали детей возможности поехать то сразу всех, то по одному. Ездили от интерната на трамвае до Семеновской, оттуда на метро с пересадками. Это было тяжело. В одну из первых поездок Паша у меня чуть не вылетел на дорогу, буквально за шиворот я его выловила из-под колес. А потом Лена нарочно вышла из поезда не на той станции и отстала в метро. Довольно быстро стало понятно, что я одна не справлюсь. Тут как раз появились друзья, Илья и другие, которые стали помогать возить детей.

А я начала очень активно искать транспорт. Ольга Алексеева из CAF-а дала мне список из двадцати организаций, в которых по ее предположениям, он должен был быть. Я обзвонила все, и одна организация согласилась. Это был «Московский дом милосердия», который теперь называется «Центр добровольцев». Галина Бодренкова выделила нам машину с водителем, который нас возил. И какое-то время мы возили детей один раз в неделю. У нас началась новая жизнь, а потом произошел интересный эпизод с пропажей кошелька.

Однажды мы отмечали день рождения Ильи. Так все весело, здорово было, и вдруг Юля говорит: «Ребята, у меня пропал кошелек только что, со всей зарплатой». И никого нет, кроме наших детей, кто мог бы это сделать. У нас в первый раз такое случилось, и мы растерялись. Тут наш водитель Леша, из Дома Милосердия, говорит: «Нет, так не пойдет, праздник временно приостанавливаем, кошелек надо найти. Давайте так. Заходим все по одному в темную комнату. Выходим. Кто-то один, кто кошелек взял, его там оставляет. Потом свет включаем — кошелек там. Договорились? Договорились!» Все так и получилось, кошелек со всеми деньгами был найден. После этого Леша очень проникся к детям и ко всей ситуации в целом, он понял, что можно что-то изменить в их жизни. И через неделю мне говорит: «Я договорился там у себя. Ты же хотела их чаще в студию возить. Давай ездить три раза в неделю». Я тогда удивилась, как это ему удалось. А потом меня позвали на конференцию «Доступный транспорт», чтобы я рассказала, как Московский Дом Милосердия нам с детьми помогает. Прихожу я туда, там ко мне подходит симпатичная незнакомая женщина и начинает благодарить за своего сына, который так изменился, стал добрее, серьезнее, с тех пор как в студию ходит. Я слушаю и думаю, что это кто-то из родителей детей, с которыми я занимаюсь в «Подвале». А потом конференция началась, и та самая женщина ее открывает, и представляется как Галина Бодренкова, президент «Московского дома милосердия». Тут только я понимаю, что водитель Леша — ее сын.

Юля Шевелева и Амир Тагиев из театра-студии «Подвал» попросили меня с их студийными детьми позаниматься

Илья нам покупал краски, кисточки и что-нибудь вкусненькое к чаю: рулетики, плавленые сырки, а иногда даже докторскую колбасу, бывало. Но это уже, когда мы «шиковали». Хлеб выбирали в магазине только белый. Белый хлеб в интернате считался лакомством, его давали ограниченно. Мы рисовали, потом стали лепить — появилась керамистка Лена Татаринцева. Театром мы не занимались. Юля посмотрела всех наших детей, и сказала, что они очень замкнутые, не артистичные, и им пока рано.

Миxаил Лосев: «Ну, деньги — это дело наживное, не самое главное в жизни. Я давно ищу что-то подобное, и мне нравится то, что вы делаете»

У меня появился первый сотрудник. Пришел вдруг симпатичный бородатый человек, представился Михаилом Лосевым. В руках, как входной билет, он держал открытку с репродукцией нашей картины. «Можно у вас работать?» Я говорю: «Конечно, только как же я вам буду зарплату платить? Денег-то у меня никаких нет». А он: «Ну, деньги — это дело наживное, не самое главное в жизни. Я давно ищу что-то подобное, и мне нравится то, что вы делаете». Миша стал привозить детей из интерната в студию, что-то мастерил с мальчишками, все время находил нам помощников. Мы познакомились с его женой Юлей и двумя маленькими дочками. Вскоре стало понятно, что нам надо регистрировать организацию.

Почему мы ушли из «Подвала»? Мы сами в какой-то момент поняли, что стали слишком большой нагрузкой для наших друзей. Хотя история с возвращением кошелька имела счастливый конец, ею одной эпизоды такого рода не ограничились. Наших детей становилось больше. Когда Сашу Коростелина перевели в восьмидесятый интернат, мы взяли большую группу ребят из этого интерната. А потом стал ездить еще двадцатый интернат, дети с ДЦП. Три интерната — это около 60 детей. И плюс еще друзья и знакомые, дети наших друзей и друзья наших детей. Я понимала, что нам нужно искать свой дом.

Квартира на Павелецкой

Помыкавшись и поскитавшись по нескольким местам, мы, кажется, нашли выход. Последней каплей стала история с детским клубом на Пречистенке. Мы там сделали ремонт, начали возить детей, но своего ключа так и не получили. И вот однажды, в наш студийный день, мы уже не в первый раз оказались перед закрытыми дверями. Миша Лосев привез из интерната детей, и мы сидели на улице, набившись в мои маленькие «Жигули», потому что шел дождь, и потому что хозяйка помещения с ключами уехала на дачу, забыв нас предупредить. Тут звонит Илья, и я рассказываю, какие мы бедные и бездомные, а он говорит: «Все, я больше не могу смотреть, как вы мучаетесь, надо что-то делать».

И после студии на Павелецкой мы уже не хотели от кого-то зависеть или быть у кого-то в гостях, мы понимали, что нам нужен собственный дом.

И Илья решил снять нам квартиру! Это был период вскоре после дефолта, когда можно было недорого снять жилье. И Юля Лосева по объявлениям нашла прекрасное место. Это была трехкомнатная квартира на первом этаже жилого дома недалеко от Павелецкой. Я считаю, что как раз с этого момента что-то перевернулось, потому что у нас появился Настоящий Дом. И после студии на Павелецкой мы уже не хотели от кого-то зависеть или быть у кого-то в гостях, мы понимали, что нам нужен собственный дом.

Очень быстро появились дети, которым негде жить. Нашу Надю выписали из интерната к папе, а человек, который по документам числился ее папой, был к этому совершенно не готов. Свету в том же году выпустили из интерната, но с психически больной мамой она вместе жить не могла. Позже возникли бездомные Рома и Русик, выпускники подмосковного детдома, у которых комната в коммуналке в четырех часах езды от Москвы и которые хотели учиться и работать в Москве. И все они стали жить на Павелецкой. Нашлись несколько американских добровольцев, которые согласились жить вместе с ребятами и помогать студии! Джулиан и Джули, Лара и Мельва. Получилась необычная коммуна. Помню, первое время я сама готовила суп с детьми, многие не умели даже макароны сварить. Потом появился новый мальчишка из «Ковчега», настоящий повар с дипломом, Илюша Кубанцев.

Однажды мы потрясающе красиво раскрасили там подъезд — цветы, радуги, птицы. Но жильцы дома не одобрили нашу инициативу и заставили закрасить все серой краской. Вот таким был наш самый первый опыт росписи стен!

В то время в студии работал Александр Горлов, отставной подполковник. Вместе с ним и с Мишей Лосевым мы ходили в префектуру, писали письма, просили и вот, наконец, удалось получить от Управы наше нынешнее помещение для студии — небольшой полуподвал в Дмитровском переулке.

Из старых интервью. Студия на Павелецкой, 2000 год:

Света Хохлова: —К нам в интернат приезжали американские клоуны. Мы с ними познакомились и подружились. И Маша стала часто приходить.

Надя Вараксина: — Мы учились тогда в третьем классе. Маша приходила с Илюшей, они ещё не были женаты, и с друзьями. Мы рисовали.

И потом они стали брать нас домой на выходные. Сделали бумажки с номерами, и кому какой номер достался, тот тогда и идёт к Маше домой. Или к Илье. Я в первый раз попала к Илюше. Он учил меня играть в шахматы.

Света: — Я была у Маши. Познакомилась с её детьми. У них дома было очень много игрушек.

Саша Демин: — У Маши мы праздновали в первый раз дни рождения. С тортиком. Игрушки нам дарили. В детском доме мой день рождения не праздновали.

Надя: — Один раз я, Пашка, Саша поехали к Илюше. Там мы переоделись в клоунов и стали в таком виде ловить такси. Илюша нас очень смешил. Он очень смешной клоун.

Оксана Новикова: — Меня и Жанну больше всех на выходные брали. Мы помогали Маше, за детьми присматривали.

Надя: — Сначала занимались в интернате, в своём классе, потом стали ездить в студию «Подвал». На метро, а потом стали нам заказывать автобус.

Саша: — Сделали первую картину. «Остров счастья». Мы её оставили в классе для украшения.

Надя: — А воспитатели нас всегда пугали: «Не поедешь в студию». Мне это очень не нравилось.

Света: — Мы даже на свадьбе были у Маши с Илюшей. Во дворце бракосочетаний. Мы фейерверки в снег вставили. Когда Маша с Илюшей выходили, мальчики начали поджигать. Все другие так удивлялись на нас, что столько детей на свадьбе. А потом был праздник в студии. Машины родители были, друзья. Классная свадьба была. Первый раз в жизни я свадьбу видела. Маша очень красивая была. Ей столько подарков подарили!

Надя: — Мне Маша первой сказала, что у неё будет ребёнок. И она продолжала приходить к нам на занятия.

Света: — Маша сначала мальчика хотела. Ну, она не знала, кто будет, мальчик или девочка. А потом узнала, что девочка. Когда Ася родилась, и мы её первый раз увидели, Лена сказала: «Маш, это что, игрушка?» Ася такая лапочка была маленькая!

Оксана: — А, когда подросла, непослушная стала. Памперс не давала надеть, кусалась.

Инна Агальцова: — Я знакома с Машей третий год. Когда приезжали клоуны, я познакомилась с Мариной, она из Питера, показала ей свои рисунки, а потом познакомилась с Машей, стала ездить в студию. Помню, там все рисовали на теннисном столе. Машины дети мне понравились. Больше всех Аня.

Саша: — Когда приезжают клоуны, мы вместе с ними ходим в больницы. В самые тяжёлые. Где раком болеют.

Света: — Там и детское отделение есть, и постарше. Малыши иногда пугаются клоунов, плачут. Но больше смеются. А врачи нас спрашивают потом: «Вы ещё приедете?» В метро на нас все смотрели, смеялись, спрашивали, откуда мы. Мы с клоунами ходили на Красную площадь. Там тоже смешили детей.

Оксана: — Сначала я стеснялась смешить, а теперь научилась.

Света: — Раньше мы не хотели, чтобы Маша брала ещё детей из других интернатов. Но Маша сказала: надо. И когда приехали ребята из восьмидесятого интерната, мы подружились.

Надя: — Наша жизнь изменилась, сильно изменилась. Другими людьми мы стали.

А вот так выглядели мы в 1998 году, готовясь к встрече с клоунами:

Больше 20 лет назад семья сооснователя «Яндекса» Ильи Сегаловича и художницы Марии Елисеевой стала заботиться о детях-сиротах. Они опекали класс в интернате для сирот с нарушениями развития, были приемными родителями детей с диагнозом «олигофрения», устраивали праздники в детдомах. Сегодня Мария работает с 12 интернатами, руководит двумя организациями, а многие из ее «сложных» приемных детей выросли и получили шанс на нормальную жизнь. Ее история от первого лица.

Одна из моих приемных девочек учится пользоваться новой кофемашиной. Я кофе очень люблю, и хотя мне самой его, увы, теперь нельзя, с удовольствием варю его окружающим и часто бегаю с джезвой. Объемы потребления кофе в нашем доме такие, что давно стало понятно: нужна кофемашина. Когда был жив Илья, он часто с гордостью рассказывал о том, какие у них в «Яндексе» кофеварки, и все мечтал о такой дома. Но мы так и не купили тогда - очень уж они шумные.

В 1993 году мы с Ильей подружились с ребятами из интерната на Бауманской. В первый раз поехали туда с моей итальянской подругой. Заместитель директора ничего нам не показала, кроме мрачноватой столовой, зато потом в одной из групп, куда мы с трудом упросили нас пустить, выстроила детей в шеренгу и велела им петь. Зрелище душераздирающее: стоят детдомовские дети, неухоженные, с голодными глазами, и поют песню о Родине...

Я тогда подумала, что могла бы приезжать к ним со своими родными детьми, хотя бы просто поиграть. И мы начали приезжать - к одному классу, к 12 детям. Все они были с диагнозами: официально это называется «олигофрения», но мне кажется, что у большинства была просто педагогическая запущенность. Мы занимались с ними рисованием.

Взяли к себе в гости на выходные одну девочку, потом еще одну, затем - мальчишку. Специально никого не выбирали, просто некоторые дети больше других сдружились с нашими дочками. Сначала у всех были равные шансы. Бросали жребий, кто в какие выходные приезжает. Интернатовцам тогда было по 11-12 лет, а наши девочки были младше, старшей исполнилось шесть. Потом трое ребят стали жить у нас. Мы взяли именно их из всего класса, потому что наши дети об этом просили.

Многие сотрудники начинают иначе относиться к детям: сначала просто сдерживаются, а потом отвыкают от казенного обращения

Конечно, случались сильные ссоры, девчонки могли сказать что-то вроде: «Мама, отдай скорее Сашку обратно в интернат, он обзывает нас толстыми дурами!» Приходилось много разговаривать с ними, успокаивать, утешать. Теперь я понимаю: лучше принимать в семью ребят, которые младше кровных.

У меня есть еще одна приемная дочь, недавно она лежала в больнице, ей оперировали колено. Родители от нее отказались, когда узнали о внешних особенностях, никак не влияющих на интеллект. Из-за внешности после дома ребенка ее отправили во вспомогательный интернат и поставили диагноз «олигофрения».

Сейчас ей 23, мы знакомы уже почти 15 лет. Она попала ко мне уже после окончания интерната. Интернат участвовал в программе, которую поддерживал фонд Третьяка: ребята из детских домов ездили на каникулы в шведские семьи. Наша девочка несколько раз съездила в Швецию и начала говорить простые фразы по-шведски. Тогда мы нашли ей учителя. Сейчас она свободно разговаривает на английском и немного на шведском, прошлым летом поступила в институт рекреационной медицины.

Я очень не люблю подсчеты: сколько детей прошло через нашу семью и художественную студию. Кого считать? Тех, кто пришел в студию однажды, кто походил полгода или учился у нас много лет? Например, с одним из московских интернатов мы сотрудничаем с 1997 года. У каждого воспитанника есть возможность к нам приехать. Бывает, они относятся скептически: ну что там, рисование, ерунда какая-то. Но когда ребята выходят из интерната и остаются одни, приходят к нам, и мы по возможности помогаем.

Те, кто работает в интернате, - обычные люди со своими проблемами. Когда узнаешь, например, что эта милая воспитательница, с которой мы недавно пили чай, ударила девочку, самому требуется психолог, чтобы успокоиться и продолжать с ней общаться. Но надо понимать: у нее таких девочек много и - да, они могут нагрубить, не прийти ночевать, ударить ногой в стекло. И в первую очередь мы думаем о том, как эту воспитательницу поддержать, чтобы было меньше таких срывов.

Мы возим воспитателей на образовательные мероприятия в Израиль, Англию, Испанию, США, где с сиротами налажено адекватное обращение. И многие сотрудники на глазах начинают иначе относиться к детям: сначала просто стараются сдерживаться, а потом отвыкают от казенного, жесткого обращения.

Праздник в центре «Дети Марии».

Однажды мы решили взять мальчика, которого к тому времени знали уже несколько лет. Мы тогда жили в крошечной двухкомнатной квартире с четырьмя своими детьми и двумя приемными девочками. Саше, мальчику, нужна была отдельная комната. В опеке мне сказали: взять его сможете, только когда - и если - появится дополнительная жилплощадь.

В конце 1990-х зарплата у Ильи была такая, что нашей большой компании едва хватало на еду. А у меня вообще были одни только расходы.

И тогда мои друзья, врачи и больничные клоуны Пэтч Адамс и несколько других людей одолжили, а некоторые просто подарили нам деньги на квартиру. Мы взяли квартиру в Перово в ипотеку и смогли забрать Сашу и еще нескольких детей.

Саше к тому времени исполнилось 14. Мы отдали его в инклюзивную школу «Ковчег», где учились наши приемные и родные дети. Саша не очень хотел учиться. После школы поступил в университет, но вскоре бросил. Сказал, что хочет работать, перепробовал множество занятий. В конце концов очень захотел стать бортпроводником. Но во всех документах стоял диагноз «олигофрения» - куда он с ним? Тогда Саша сам поехал в психоневрологический диспансер, и диагноз сняли. Ему тогда было двадцать с небольшим, и было очень трудно наверстывать упущенное. Но он сдал все экзамены, в том числе английский, и начал работать в «Аэрофлоте». Сейчас летает по всему миру. Живет жизнью, которая ему нравится. И для этого он немало сделал.

Занятия в домашней студии Марии Елисеевой.

Я уверена: на этих детях нет никакой «печати». Да, некоторые из них считают, что весь мир им обязан, но так думают не все. У них разные характеры, разные судьбы. Покидая интернат, они очень нуждаются в поддержке: они не привыкли к одиночеству, а тут вдруг отдельная квартира, и надо как-то налаживать жизнь. Очень часто на этом этапе они приезжают, ночуют у нас пару раз в неделю.

Сейчас у меня две общественные организации: «Дети Марии» и «Пеликан». «Пеликан» занимается выпускниками интернатов и взрослыми из психоневрологических учреждений. Художники и репетиторы, волонтеры и сотрудники, в том числе мои старшие ребята-выпускники, обучают подопечных живописи и рисунку, лепке и керамике, кулинарии, театральному искусству, школьным дисциплинам. Для старших есть итальянский и английский клубы. Мы много путешествуем, устраиваем лагеря, дружим с детьми и учителями школы №1 Беслана.

«Дети Марии» существуют на частные пожертвования и гранты, «Пеликан» пока в основном только на мои средства.

Поточный метод - не мое. Я больше люблю семейную атмосферу

Конечно, дети есть дети, и случается всякое, но карать, ругать - это не про меня. Я всегда была против наказаний. По-моему, это не выход. Сложные ситуации необходимо разрешать, но всегда можно найти альтернативу карательным вариантам.

Бывает, что в студии ребята воруют деньги. Считают, мы не заметим. Им кажется, деньги им нужнее, чем нам. Недавно один мальчик начал употреблять наркотики и украл довольно большую сумму. Раз это произошло, значит, жизнь его так сильно прижала. До болезни он сам всем и всегда помогал. Надо его лечить, но для этого нужно, чтобы он сам этого захотел.

Наши дети знают, что в студию запрещено приходить под действием алкогольных или наркотических веществ. И все же, если возникла такая проблема, мы не бросим, будем помогать, но на нейтральной территории.

Сейчас мы сотрудничаем с 12 детскими и взрослыми интернатами. Мы никогда не ставили задачу набрать как можно больше групп. Поточный метод - не мое. Я больше люблю семейную атмосферу. Я - мама. Понимаете? Мне важно вникнуть во все детали.

Об авторе

Мария Елисеева - руководитель художественного центра «Дети Марии» и организации помощи взрослым «Пеликан». Она реабилитирует и социально адаптирует детей-сирот и выпускников детских домов через творчество, прежде всего рисование. Мария - героиня проекта о профессионалах в некоммерческих организациях «НКО-Профи» . Проект ведут Агентство социальной информации, Благотворительный фонд Владимира Потанина и «Группа Stada в России».

Илья скоропостижно скончался на 49-м году жизни от рака желудка, у него осталось пятеро детей.

Cегалович подружился с Аркадием Воложем ещё в школе в Алма-Ате, они сидели за одной партой, а потом оба закончили школу с золотой медалью и отправились покорять Москву. На какое-то время их дороги разошлись, но вскоре Аркадий пригласил Илью в свою компанию создавать электронные справочники, Сегалович придумал ей название «Яндекс». В дальнейшем Илья стал техническим директором компании и руководил всеми запусками основных продуктов интернет-гиганта. В середине девяностых жена Сегаловича художница Мария Елисеева основала студию помощи детям, название которой тоже придумал Илья - «Дети Марии». Она общалась с американским клоуном Пэтчем Адамсом и его командой, и однажды пригласила их в интернат рядом со своим домом. Cегалович говорил о необычной энергии своей жены, заражавшей не только его, но и многих друзей на волонтерскую работу. Вместе с «Яндексом» центр стал важнейшей частью его жизни, там Илья учил детей жонглировать и представал в образе весёлого клоуна.

Сегалович занимался общественной работой отдельно от Яндекса: ходил на митинги оппозиции, присоединился к Центральному Избирательному Комитету (структура под руководством Леонида Волкова, которая боролась за прозрачность выборов 2012), выступал против законов, которые ставили под угрозу свободу в интернете. Особенно критично Сегалович высказывался о запрете усыновлять детей иностранными гражданами.

Меня в детстве научили не стремиться быть крутым. Моя цель всегда заключалась в том, чтобы быть totally uncool, но таким, который внутри на самом деле понимает, что он-то как раз и круче всех. Это моя жизненная позиция, и я никак не могу от нее избавиться

Моя тяга к любительскому театру из семьи, главным образом от мамы и бабушки. Я актерствую с детства. Я и сам придумываю иногда, и с охотой присоединяюсь к готовому. То есть, если бы рядом играли Шекспира и меня приняли, я и Шекспира играл бы. Но тут оказались клоуны, очень хорошо - я получаю удовольствие, и детям интересно.

Мы удачно отучились с Аркашей [Аркадием Воложем - сооснователем Яндекса - Прим. The Village ] закончили с золотыми медалями и поехали поступать в МГУ. Мы не знали, что идёт идеологическая война, которая касается нас. То есть мы знали, что она идёт, но не знали, что она относится к частной жизни школьников физмат школ. Мы тогда особо не знали, что мы евреи. Ну так, фамилии такие, что поделаешь, но оказалось, что это фатально. Москвичи были лучше осведомлены в этом вопросе, а в Алма-ате это не было очень популярно.

Хотелось бы какого-то чуда, волшебной палочки, чтобы раз - и система выборов заработала, два - и всех сирот из детских домов забрали бы в семьи. Вот за это изобретение я бы заплатил любые деньги.

Я очень слабо отделяю себя от «Яндекса» и очень сильно в него интегрирован. Рад любому запуску, любому новому проекту, даже если изначально идея исходила не от меня.

Все определяется людьми. Бывают хорошие люди, бывают плохие. Я стараюсь априори думать о людях скорее хорошее, нежели плохое.

Все свои изобретения я делал за год-полтора, максимум - два. Слабое воображение у меня. Не верю я в себя. Думаю, нужно обладать огромной силой воли и верить, что вот эта штука, которую за полтора года не сделаешь, а за три или пять сделаешь, обязательно заработает, начать ее делать и не бросить. А вообще я бы хотел научиться управлять самолетом и трейлером.

О благотворительности и детях

Примерно в 1993 году я решил заняться английским (имея стратегические планы уехать куда подальше) и там на курсах встретил свою будущую жену. С ней мы стали ходить в интернат № 103 и возить детей регулярно в ее студию при детском театре «Подвал». Постепенно вовлеченность наша в их дела, а их в наши возрастала, и примерно через год после того, как у нас с Машей появился свой ребенок (у нее до этого уже было трое), мы взяли сначала одну, а потом еще двух девчонок к себе в семью. Таким образом, я еще и папа большой фостеровской семьи.

«Было интересно, хотя и трудно: несколько лет жили ввосьмером в двухкомнатной квартире, вначале даже без телефона и тем более без машины. Но это всё воспринималось совершенно безболезненно, с юмором и с очень продуктивным ощущением от жизни и от её наполненности» .

Все, что меня интересует вне компании [Яндекса], - это благотворительность, которой я начал заниматься примерно тогда же, когда и «Яндексом». Эта работа связана с деятельностью моей жены, у которой есть творческая студия «Дети Марии» для сирот Москвы. Много лет она работает с несколькими интернатами, организует отдых в летних, весенних, зимних лагерях, заграничные поездки с выставками и спектаклями, ежедневную работу в кружках в студии. Это и есть моя основная инвестиция вне «Яндекса», которую я планирую развивать и дальше: деньги, появившиеся от продажи акций, буду двигать в эту сторону. Нам необходимо купить помещения, перестать зависеть от управы, может быть, учредить фонд (сейчас это благотворительная организация) и расширить деятельность.

Я еще в 1984 году работал в подшефном комитете комсомола факультета - помогал устраивать праздники. Для тех, кто читал книгу Гальего «Белое на чёрном» - по ощущениям я готов подписаться под каждым словом. Я конечно не был с той стороны, не сидел в карцере, меня не били, я не испытывал того кошмара, унижения и ужаса, но ощущение тяжелого и страшного меня преследовало.

Деньги сами по себе не конвертируются в благотворительность. Нельзя просто стать на углу и раздавать деньги - это бессмысленно. Если не создашь работающий механизм благотворительности, ничего не добьешься. Нужна действующая структура, стратегия, технология. Это все работа. Кое-что нам удается сделать: за последние три-четыре года было несколько масштабных проектов, в которых я и лично участвовал, и помог осуществить. Поездки с выставками и театральными постановками в Германию, Францию, Италию, Великобританию, выставка в Белом доме США, образовательные программы для преподавателей интернатов в Израиле и США. Конечно же летние лагеря и поездки в Беслан.

О законах и государстве

Мы пишем прекрасные романы, но дороги у нас не получаются. С турецким трафиком у нас похожие проблемы. Я извлек следующее: у нас, как и в Турции, недоразвиты государственные сервисы и службы

В России всегда был прекрасный регулируемый интернет. Однако у нас не было законодательства о блокировке, которое в том или ином виде присутствует в европейских странах. Сейчас наша главная задача заключается в том, чтобы внести в этот закон максимально разумные поправки. Блокировка того или иного сайта в соответствии с законом должна осуществляться так, чтобы ни один невинный ресурс не пострадал. Технически это возможно.

Наша модель средневековая: каждое ведомство - это отдельный бастион со своим феодалом, который никого к себе не пускает, живёт по своим законам и знать ничего не хочет. Это связано со слабостью государственной власти. Она не в состоянии обеспечить единство исполнения законов.

Путину, Медведеву и Суркову следует оторвать свои задницы от стульев, зайти в соседний интернат и усыновить по ребенку. А не страдать херней. Владимир Путин в обещаниях 2006 года клялся разобрать до нуля систему интернатов. И где? Начните хотя бы с себя, Владимир.

В золотой оконечности щита чёрный медведь, обращенный вправо, на четырёх лапах, с червлёными глазами и языком.

Щит увенчан дворянским коронованным шлемом. Нашлемник: пять страусовых перьев: первое и четвёртое лазоревые, второе - серебряное, третье - золотое, пятое - чёрное. Намет: справа лазоревый с серебром, слева чёрный с золотом. Девиз: «БУДЬТЕ ДОБЛЕСТНЫ» серебряными буквами на лазоревой ленте. Герб рода Елисеевых внесен в Часть 19 Общего гербовника дворянских родов Всероссийской империи, стр. 30 .

История династии [ | ]

1813 - открытие П. Е. Елисеевым лавки в Санкт-Петербурге.
1819 - запись Петра Елисеева по 3-й купеческой гильдии .
1821 - взятие в аренду таможенных площадей для хранения товаров.
1824 - открытие лавки на Васильевском острове.
1825 - запись М. Г. Елисеевой по 2-й купеческой гильдии.
1829 - запись М. Г. Елисеевой по 1-й купеческой гильдии.
1834 - покупка в Голландии двух парусных кораблей для перевозки «колониальных товаров».
1845 - получение родом потомственного почётного гражданства.
1846 - приобретение четырёхэтажного каменного дома на углу Большой Морской и Гороховой улиц .
1856 - открытие Елисаветинской богадельни в память о безвременно умершей Елизаветы Елисеевой .
1856 - покупка винтового парохода «Александр II».
1858 - учреждение Торгового дома «Братья Елисеевы» .
1858 - приобретение домовладения (из трёх каменных зданий) на Невском проспекте .
1860 - открытие лавки на Литейном проспекте.
1864 - открытие первого в России акционерного коммерческого банка , в создании которого Елисеевы приняли деятельное участие.
1869 - торговый дом принял активное участие в учреждении Санкт-Петербургского учётного и ссудного банка.
1870 - участие в создании страхового общества «Русский Ллойд» .
1871 - участие в учреждении «Русского для внешней торговли банка».
1872 - строительство церкви Петра и Павла в Сердобле .
1873 - получение наград за качество продукции на двух международных выставках: почётного диплома в Вене, высшей награды (Золотой медали) - в Лондоне.
1874 - торговый дом за долголетнюю и безупречную деятельность получил почётное право изображать на своей продукции государственный герб.
1885 - возведение собора Казанской иконы Божией Матери на Большеохтинском кладбище по завещанию С. П. Елисеева .
1896 - открытие магазинов в Москве и Киеве. Через торговую фирму Елисеевых в Россию доставлялось 22,7% всех потребляемых в стране иностранных вин (120 тыс. ведер), 15% сыра, 14% прованского масла .
1901 - открытие фирменного Елисеевского магазина в Москве.
1903 - открытие фирменного Елисеевского магазина в Санкт-Петербурге.
1913 - празднование столетнего юбилея Торгового товарищества «Братья Елисеевы» .

Представители династии [ | ]

Пётр Елисеевич Елисеев [ | ]

Пётр Елисеевич Елисеев (1776-1825) - основатель купеческой династии Елисеевых.

Мария Гавриловна Елисеева [ | ]

Мария Гавриловна Елисеева (1777-1841) - жена основателя купеческой династии Елисеевых - Петра Елисеевича Елисеева . Была родом из деревни Горшково Ростовской области . В браке с Петром Елисеевичем имела трёх сыновей: Сергея (1800 г. р.), Григория (1804 г. р.), Степана (1806 г. р.) и дочь - Наталью (1820 г.р.).

Овдовев (1825), управляла семейным делом вместе с сыновьями. Мария Гавриловна сама записалась в санкт-петербургское купечество по 2-й гильдии . Её сыновья «состояли при её семействе и капитале». В 1832 году она объявила капитал по 1-й гильдии, но в 1833-1838 годах дела шли не так успешно, и она снова «пребывала» во 2-й гильдии. С 1839 года она, а затем и её сыновья состояли только в 1-й гильдии.

Мария Гавриловна скончалась в 1841 году, но, вероятно не в Санкт-Петербурге .

Сергей Петрович Елисеев [ | ]

Сергей Петрович (1800-1858) - старший сын основателя династии Елисеевых - Петра Елисеевича Елисеева , купец, потомственный почётный гражданин Санкт-Петербурга.

В феврале 1823 года, еще при жизни отца (Петра Елисеевича), он обвенчался в Исаакиевском соборе с купеческой дочерью Екатериной Афанасьевной Сяминой.

В 1841 году, после смерти матери (Марии Григорьевны) Сергей Петрович в возрасте 40 лет становится во главе семейного дела.

В 1896 году было учреждено Торговое товарищество «Братья Елисеевы» с уставным капиталом 3 миллиона рублей.

Объекты, связанные с династией [ | ]

Скрытый блок

Магазин Торгового дома «Братья Елисеевы» в Москве

07.10.2016
Редактировать статью

Она была художницей, помогала сиротам и вышла замуж за начинающего программиста. Он же создал «Яндекс», но умер в расцвете сил. В эксклюзивном интервью сайт вдова Ильи Сегаловича Мария Елисеева рассказала, как они жили до попадания в список Forbes , почему Министерство образования боится еврейской Пасхи и зачем ее студия отправляет учителей из Беслана в Израиль.

Почти сразу после знакомства с Ильёй Сегаловичем вы вместе отправились на курсы английского языка. Зачем?
– Я познакомилась с американцем – клоуном Пэтчем Адамсом. Мне рассказали про клоуна, который считает, что можно лечить смехом, и для этого приезжает в детские больницы. Мне захотелось пригласить его в свою студию. Я взяла словарь и написала ему письмо, у меня был школьный пассивный английский. Он приехал, а потом позвал меня вместе творить клоунаду, и я поехала в Питер на поезде в клоунском вагоне. Это было невероятное ощущение праздника, детства, чуда. Тридцать клоунов, которые с тобой играют. Они не представление показывают, им интересен человек – и я, и больной ребёнок, и бабушка на улице, дворник, продавщица в магазине. Именно в Питере я впервые попала в детский дом. Это был 1991 год. Моего английского, конечно, не хватало для свободного общения, и я пошла на курсы.

А почему Илья пошёл на курсы английского?
– Он собирался уезжать. У Ильи была виза, по которой он мог уехать в Америку как беженец. Основанием было то, что его когда-то не приняли в МГУ. Он серьёзно подумывал о том, чтобы уехать. Не то чтобы он собрал чемоданы, но он к этому склонялся. И пошёл поучить английский.

Илья Сегалович рассказывал, что не поступил в МГУ, как и его одноклассник и будущий партнер по «Яндексу» Аркадий Волож, хотя у обоих были золотые медали за окончание физико-математической школы: «Мы тогда особо не знали, что мы евреи». Какое у него было отношение к своей национальности?
– У него мама русская, а отец еврей. Когда надо было получать паспорт в 16 лет, многие ему советовали написать «русский». Но он сказал: «Нет, я точно понял, что я Сегалович, я не собираюсь менять фамилию и притворяться, что во мне нет еврейской крови. Раз так, значит, пусть так и будет».

А был интерес к языку и культуре?
– Да, он учил иврит, наверное, в течение года. У него была любимая тетрадочка, по которой он и с нами пытался заниматься. Можно сказать, у нас были домашние курсы. У меня тоже есть еврейские корни, мой дедушка по маминой линии был евреем. Так что мы всей семьёй с удовольствием учили, особенно когда в Израиль ездили.

Но он встретил вас и не уехал?
– Получается так. К мысли об отъезде ещё возвращались, но до «Яндекса», а потом уже, конечно, речи об этом не было. «Яндекс» занимал его полностью. Нашей студии он помогал финансово, а с детьми заниматься хотел, но не всегда мог. Иногда он приезжал на несколько часов. Он старался быть на всех наших важных мероприятиях: на открытиях выставок, в поездках в детдома и больницы или в летнем лагере, когда у него был отпуск. А в ежедневной жизни это было невозможно, он был перегружен.

Некоторые удивляются: зачем человеку, входящему в список богатейших российских предпринимателей по версии Forbes, благотворительность?
– Ну, он же не сразу попал в список Forbes ! Когда мы поженились, то жили ввосьмером в крошечной двухкомнатной квартире в Кучино: три моих дочери, наша маленькая дочь Ася, приёмные дети… И ещё иногда американские волонтёры из команды Пэтча спали на полу.

В квартире отключали воду на все лето, и однажды отец Илюши, увидев, как я стираю гору детской одежды, сказал, что купит нам стиральную машинку. Это было просто счастье!А Илья ездил в детский дом еще в 1984 году, играл с детьми, помогал устраивать праздники. Потом уже мы вместе ездили в самые невероятные места. Однажды расписали стену в женской колонии.

А почему вы стали заниматься с детьми?
– Когда мне было лет десять, я попала в больницу на целый месяц. Рядом с моей палатой в холле лежала маленькая девочка и плакала. Оказалось, что она детдомовская, ей ставили горчичники, а потом бумагу сняли, а горчица осталась на коже, и ей было больно. Я попыталась найти взрослых из медперсонала, но не смогла, смыла горчицу сама. Девочку звали Оксана, ей было три года, и мы с ней очень подружились. И тогда в больнице я поняла, что хочу заниматься с детьми. У меня там возникла маленькая студия, где я рисовала с Оксаной и с другими маленькими детьми. Мама мне приносила карандаши и тетрадки, я ведь всегда рисовала, с самого детства.

Как появилась студия?
– После 9-го класса я ушла из школы и поступила театрально-художественное училище, там раз в четыре года был набор на отделение «художник по куклам», мне это было интересно. И тут я поняла, что встретила своих: я впервые почувствовала, что я не какая-то странная белая ворона. Я оказалась в своей среде, это был поворотный момент в моей жизни. После училища я сначала недолго работала в Балашихинском театре кукол. А потом оказалось, что студия, в которую я ходила в детстве, ищет преподавателя. И я туда пошла. Так началась моя студия «Дети Марии».

Почему сейчас в вашей студии в основном дети из специальных школ?
– Я никогда не занималась с детьми из интернатов, которых принято относить к «норме»: у них много возможностей, они ходят в массовую школу, посещают студии, по крайней мере, в Москве. А когда ребёнок с отклонениями в развитии остаётся «без попечения родителей», он попадает в специальные интернаты.

Я не буду называть диагнозы, я не врач, но есть интернаты для детей с умственной отсталостью, а есть для детей с задержкой психического развития. Эти дети, как правило, признаны недееспособными. Они не могут, к примеру, долго рисовать натюрморт – в следующий раз они вряд ли вспомнят, что они его рисовали, – но они могут, например, вполне успешно слепить котёнка или раскрасить подсвечник. Им важно любое, хотя бы небольшое развитие на каждом занятии. В этих группах очень разные дети, но поскольку шанс на их развитие есть, и он отличен от нуля, мне кажется, жаль его упустить.

Я помню реакцию Сегаловича на «закон Димы Яковлева»: «Они в бешенстве решили искалечить чужих детей, с которыми жизнь и так обошлась очень жестоко». Как на вашу студию повлиял этот закон?
– Очень плохо повлиял. Перестали существовать программы, связанные с заграницей, и не только наши. Например, в одном интернате, с которым мы работаем уже много лет, была программа поездок ребят в Швецию. Шведы брали детей на 24 дня своего отпуска, их поддерживал Фонд Третьяка, и, по-моему, королева или государство им давали небольшой грант, семьи были небогатые. После принятия этого закона дети больше не ездят в Швецию, потому что проживание в семьях иностранцев запрещено.Другую программу мы придумали с моей итальянской подругой. Мы оформляли официальные приглашения для детей, итальянские родители получали от администрации своего города подтверждение «с золотой печатью», что они нормальные люди и что им можно доверить детей. Это тоже прекратилось. У нас была запланирована поездка, детей ждали в семьях, но мы смогли взять только выпускников. Родители, которые ждали маленьких, плакали, они ведь уже относились к ним как к родным. Это было душераздирающе. Ещё мы каждый год ездим на Шекспировский фестиваль. Вторая часть этой поездки была в Лондоне, где семьи – кстати, русские семьи – брали детей. И теперь это тоже нельзя. Это очень обидно, мы же хотим, чтобы дети социализировались, чтобы у них появлялись бытовые навыки. Если бы у нас здесь было полно семей, которые брали детей из психоневрологического интерната хотя бы на неделю, если не на 24 дня, как шведы, было бы тоже здорово. Но их очень мало.

А денег студии хватает?
– У меня есть деньги благодаря Илюше, у меня остались акции «Яндекса». В студии «Дети Марии» я трачу личные деньги на зарубежные поездки. Например, мы возим воспитателей из интернатов в разные страны, они возвращаются с новыми идеями для занятий с детьми. Очень полезны были поездки для учителей из Беслана в Израиль, где есть опыт реабилитации жертв терактов. Вообще в Израиле нас всегда радушно принимают, один раз даже израильское министерство образования помогло всё организовать. Однажды хотели детей привезти – не получилось. Департамент образования не отпустил, там сказали: «Вы что, хотите их на еврейскую пасху повезти?» Это были весенние каникулы.

Как появилась программа с детьми Беслана и как она сейчас работает?
– Мы решили поехать и сделать то, что умеем: расписывать стены и проводить с детьми клоунские мастер-классы. В первый год нам сказали, что сейчас траур и надо подождать. А потом всё наладилось, нас там полюбили. Мы приехали с выпускниками интернатов, для которых невероятная удача – сделать что-то важное и значимое. Получилось хорошо для всех: для наших выпускников, для учителей и для детей, к которым мы привезли иностранных клоунов и других невероятно интересных людей. Потом мы стали брать бесланских детей в свои лагеря, где есть дети с психоневрологическими диагнозами, и постепенно они из жертв превратились в помощников. Бывшие заложники, а теперь наши волонтёры – Вика Кацоева и Камболат Баев – узнали, что в деревне в горах есть психоневрологический интернат, и договорились, что мы туда приедем. Мы привезли клоунов, шашлык. Были большой стол и большой концерт, дети показывали, что они умеют, клоуны с ними играли. Это Вика и Камболат придумали и сделали сами, а это для меня самое дорогое.

Многие ваши выпускники приходят работать с детьми, становятся волонтёрами. Вы себе ставили такую цель?
– Есть такая мечта. Но я сама себе и всем сотрудникам напоминаю, что не надо взращивать в себе какие-то ожидания. Правильно ничего не ожидать, иначе будут разочарование и выгорание. Когда такое вдруг случается, как с Викой и Камболатом, – это подарок! Чаще всего получается само собой: люди начинают замечать, что происходит вокруг, и пытаются сделать жизнь лучше.

Дарья Рыжкова