Алина фаркаш жирная. Как я общался с клеветницей алиной фаркаш
Дело в том, что еврейские мальчики не особенно любят еврейских девочек. В самом грубом физиологическом смысле. И это абсолютно взаимно.
Я слышала миллион историй от своих нееврейских подруг о том, что «евреи -это мой рок, я всегда влюбляюсь только в евреев, есть в них что-то такое особенное!» И встречала много обратных историй, когда еврейский парень или девушка, вроде бы, изо всех сил старающиеся найти «правильную» еврейскую невесту или жениха, раз за разом влюбляются в кого угодно, кроме евреев. Или противоположный формально, но очень близкий по смыслу вариант: первый муж или жена у человека - еврейские, чтобы порадовать родителей, а после развода -подряд пять нееврейских жен.
Удивительная ситуация, особенно, если вспомнить, что именно еврейские семьи традиционно считаются очень крепкими и дружными, построенными на взаимном уважении, партнерстве и поддержке.
Кстати, про партнерство и поддержку - это абсолютная правда в большинстве случаев.
И про секс - увы, тоже.
Один мой приятель, красивый тридцатилетний холостяк, умница, блондин и бизнесмен, объясняет: «Секс с еврейкой - это всегда немножко инцест. Она совсем такая же, как и я. Я не могу проявить с ней свое животное начало, необходимое для хорошего секса. И она со мной - тоже не может».
Эта близость, эта похожесть, это отсутствие разности, эти нежные еврейские дети, продукт близкородственных браков из европейских местечек -они осточертели друг другу еще до рождения, еще сто лет назад, когда их общий дедушка сватался к их общей бабушке.
У нас всех похожее воспитание и похожие родственники, которые раз за разом рассказывали нам про «хорошего еврейского мальчика». И мы росли вместе с этими мальчиками, дружили с ними и даже догадывались, что не настолько они хорошие, как казалось нашим бабушкам. И уж точно не настолько, как кажется нашим нееврейским подругам.
Впрочем, они тоже не отстают: кто там говорил, что еврейская женщина проезжает по мужчине, как танк? Многим, конечно, нравится: изменения нередко происходят в самую положительную для героя сторону. Но факт отрицать нельзя. Мы всё про них, наших мальчиков, знаем, а они всё знают про нас, в том числе и про наш танк в кустах.
Моя подруга-нееврейка, вышедшая замуж за израильтянина, звонит мне и рассказывает восторженное: «Представляешь, я сейчас не работаю, только учусь в ульпане и всё! Но когда муж приходит с работы, я могу ему сказать, что не успела приготовить ужин, а он мне отвечает, что ничего страшного, закажем пиццу!»
И я какое-то время даже затрудняюсь с ответом, потому что мне не совсем понятно, в чем соль и восторг этой истории. И почему муж сам не приготовил еду, если жена сегодня устала и не в настроении?
Потом до меня доходит, что подруга считает ежедневное приготовление ужинов своей священной обязанностью. И от этого считывает поведение своего мужа, заказывающего пиццу вместо того, чтобы требовать от жены ужина, как невероятно благородное. После чего я начинаю немножко понимать тех еврейских мужчин, которые женятся на нееврейских женщинах.
Примерно то же происходит и с нееврейскими мужчинами. Они часто немножко восторженнее наших. Они всегда чуточку с придыханием относятся к еврейской девушке. В их головах бродят фантазии о том, чему нас учили в семье. Чему-то наверняка особенному, еврейскому. Скромному и семейному. Мне даже кажется, что у них зачастую есть глубинная и стойкая тоска по тому самому танку, который пройдется по тебе и полностью изменит будущее. Еще меня часто спрашивали: «Наверняка у тебя с папой очень близкие отношения? Еврейские отцы всегда обожают своих дочек!»
…Ну, отчасти да. У нас и правда особенные отношения.
Например, когда я в 12-летнем возрасте прочла одну странную статью в каком-то подростковом журнале, то именно к папе пришла с вопросом: а может ли человек заняться сексом с курицей? И папа, ничуть не удивившись, подробно мне ответил. С чертежами и картинками, а потом так увлекся, что заодно нарисовал, почему это возможно с курицей, но невозможно, например, с кошкой. Папа у меня биохимик и обладатель энциклопедических знаний в самых неожиданных сферах.
И да, я выросла в том доме, где дочка вполне может задать папе такой вопрос. И насколько подобное легко представить себе еврейскому мальчику, настолько этим бывали поражены нееврейские.
Собственно, и с еврейскими друзьями я могла обсуждать всё то же самое - и не было в наших разговорах ничего, кроме игры ума и чистой радости от заковыристой дискуссии. Ни разу мне не пришло в голову целоваться с другом детства, каким бы красавчиком он ни был. Для этого всегда существовали другие мальчики - чужие, незнакомые. Впрочем, и я сама никогда не была объектом мечтаний еврейских мальчиков. Зато мне с ними было комфортно до неприличия и настолько же неэротично.
В моей жизни был один-единственный еврейский мужчина, который был сразу не похож на всех остальных -он и стал моим мужем. Я не знаю, что этому способствовало - четвертинка русской крови или причудливые особенности его генома.
Мы не так давно делали генетические тесты. У меня - стандартный старинный ашкеназский набор, тот самый близкородственный, с которым всех в Израиле автоматом отправляют по врачам перед беременностью. А у моего зеленоглазого белокожего мужа - какой-то редкий генотип, восходящий то ли в сторону бухарских евреев, то ли куда-то к Индии. То есть его предки пришли из далекой и неведомой моим предкам стороны. Он так похож на меня внешне и настолько другой изнутри.
Самое смешное, что всё это - специфические галутные проблемы. Стоит тебе пересечь израильскую границу, как у тебя голова начинает идти кругом от количества секса, разлитого в местном воздухе. От того, как искрятся девушки и какими глазами их провожают мужчины. И главное: всем становится плевать на чужие генетические наборы.
Мне в этом видятся две причины: во-первых, мы перестали делиться на своих и чужих. Я готовила много статей с хорошими сексологами, и все они сходились в одном - для эротики нужна некоторая отстраненность. Слишком, чересчур близкого человека наш организм воспринимает как кровного родственника - со всеми вытекающими, включающими запрет на секс с ним. Но в галуте многие ощущают необходимость держаться вместе, поближе друг к другу, быть одной семьей, где все рядом и все друг про друга всё знают. Это тоже не добавляет огня в отношения.
Зато в Израиле все одновременно свои и при этом - чужие и разные. К тому же тут намешано столько кровей и столько фенотипов, бледные ашкеназские гены разбавлены таким взрывным коктейлем чего угодно, что твой организм забывает о той самой близкородственности, которая дамокловым мечом висит над европейскими евреями. И радуется, ликует, хочет еще троих мальчиков и двух девочек, танцевать, петь, любить всех и свистеть на улице вслед проходящим мужчинам - беленьким, рыжим, черноволосым, лысым и серо-буро-малиновым, таким, каких не бывает нигде, кроме Израиля.
Однажды, сто лет назад, у меня был жених. Ну, понимаете, каждая девушка однажды должна связаться с главным идиотом своей жизни — хотя бы для того, чтобы было, с чем сравнивать. Вот этот жених и был тем самым главным идиотом. Я об этом догадывалась, но верить не хотела, поэтому изо всех сил склеивала то, что пошатывалось на ветру и грозило вот-вот рухнуть со страшным грохотом. В последней отчаянной попытке остаться вместе мы оказались в кабинете семейного психотерапевта, где долго и сбивчиво ябедничали друг на друга.
— Я думаю, что все дело в ее национальности! — в запальчивости крикнул мой жених, который прямо на глазах превращался из настоящего в бывшего.
Я выразительно посмотрела на нашего доктора: мол, я же говорила, что он совсем идиот, и что моей вины в этом нет. Но доктор отреагировал неожиданно:
— В национальности? А кто вы по национальности? — оживился он.
— Я еврейка, — ответила я, улыбаясь ласково и недобро.
— Еврейка! — воскликнул доктор, вскочив со стула и размахивая руками, — с этим совершенно ничего невозможно поделать! Вот моя вторая жена — она тоже!.. Абсолютно ничего нельзя поделать! — И он снова заработал мельницей.
Мне кажется, что иудаизм — чуть ли не единственная религия, которая не считает женщину ни сосудом греха, ни субъектом мужского воспитания.
Смотреть на него было интересно и удивительно. Обессилел доктор довольно быстро, упал на стул, вытер платком пот со лба и грустно сообщил: «Молодой человек, если еврейская женщина чего-то хочет, то вам остается только расслабиться и получать удовольствие. Все равно все случится именно так, как она запланировала».
И я, которая в свой двадцать один год была всего лишь зародышем еврейской женщины, все равно расправила плечи и царственно вздернула подбородок: «Мне ли, правнучке великой Эстер, участвовать в этих мелких разборках?!» «Я же говорила, — шепнуло мне в ухо бабушкино бессознательное, — что выходить замуж надо только за хороших и при том еврейских мальчиков».
Мне кажется, что иудаизм — чуть ли не единственная религия, которая не считает женщину ни сосудом греха, ни субъектом мужского воспитания. «Каждая еврейская женщина — царица», — говорят нам мудрецы. Мне кажется, что у них просто не оставалось никакого другого выбора: ведь даже у самого длиннобородого мудреца имелась своя собственная еврейская мама. А какая еврейская мама станет терпеть то, что ее мальчик недооценивает роль умной, заботливой и решительной женщины в его жизни?!
Мне нравится тонкая грань между мужским и женским восприятием собственной сущности. Мужская молитва начинается следующими словами: «Спасибо тебе, Всевышний, что не создал меня женщиной». Женская: «Я благодарю тебя, Всевышний, что ты создал меня, как захотел». То есть мужской взгляд: «Спасибо за то, что не сделал меня тем, кем я бы не хотел быть». А женский: «Спасибо за то, что я — совершенство и полностью отвечаю Твоим представлениям о прекрасном». Вторая позиция мне, естественно, ближе и милее.
Внутреннее ощущение некой близости к Творцу свойственно многим еврейским женщинам. От этого, увы и ах, в мире мы не славимся ни своей кроткостью, ни своей покорностью.
Вообще, внутреннее ощущение некой близости к Творцу (и от этого — собственной уверенной правоты) свойственно многим еврейским женщинам. От этого, увы и ах, в мире мы не славимся ни своей кроткостью, ни своей покорностью. Вообще, я заметила, что женщины — показательные представительницы своих культур — делятся на две категории: на тех, кто уходит, и на тех, кто смиряется. Если муж не работает, то показательная немка уйдет, а показательная русская вздохнет, поплачет, поскандалит и найдет себе еще одну подработку. И только еврейская жена и не смирится, и не уйдет. Она начнет проявлять свою Б-жественную сущность — воздействовать на мужа до тех пор, пока он не поймет, что легче самостоятельно и по доброй воле сходить и заработать свой первый миллион, нежели терпеть все это дальше. Да, я же уже говорила, что характер у нас бывает не сахар? Зато глаза красивые.
Знаете, скоро Пурим, который тоже немножко женский день. Ведь если бы не Эстер, не ее красивые глаза и не ее сила убеждения, возможно, мы бы не пили сейчас вино, не пекли «уши Амана» и не появился бы в Интернете этот текст. Возможно, если бы не она, то и Интернета-то никакого и не было бы.
: "Недавно в моем блоге мы играли в мудаков. Играть в них смешно и просто, как я раньше не додумалась?"
Комментатор первого уровня пишет какую-нибудь совершенно невинную фразу, в которой сложно найти что-нибудь плохое, а комментаторы второго уровня в ответ придумывают максимально мудацкие, обесценивающие, унизительные и обидные комментарии. Такие, как получает и вне всякой игры практически любой, осмелившийся рассказывать в блоге хоть что-нибудь о своей жизни.
Я например, написала: «Я получила Нобелевскую премию за открытие лекарства от рака». Мне отвечали:
– Пф-ф, настоящий ученый никогда не стал бы хвастаться!
– Это потому, что у вас мужика нормального не было.
В чем же guilty pleasure?
Во-первых,
стало очевидно, что уничтожить, обесценить или высмеять можно абсолютно все и абсолютно всех. Что бы ни происходило в вашей жизни, каких бы высот вы ни добились, всегда будет кто-нибудь, для кого это все будет не так, недостаточно и «мужика бы ей хорошего». Кажется, что на свете есть целая категория людей, в глазах у которых стоят будто бы кривые зеркала, искажающие все вокруг. Превращающие красоту в уродство, счастье – в хвастовство, гордость – в снобизм, альтруизм – в меркантильный тайный умысел. Подобные комментарии вообще ничего не говорят о предмете разговора. Но очень многое – о его авторе. Общение с подобными – токсично и в больших дозах способно отравить и испортить даже самую счастливую судьбу.
Во-вторых,
переход обидного, унизительного и оскорбительного в ранг комичного – крайне полезная функция, лишающая агрессоров большей части их силы. Становится удивительным, как некоторые люди могут на полном серьезе, не в рамках шутки или игры, оставлять подобные комментарии. Не важно – в реальной жизни или в фейсбуке.
Третий эффект – отслеживание собственных эмоций. Я, например, заметила, что меня совершенно не трогают комментарии, касающиеся моей личной жизни, работы, внешности и даже детей. Но я каждый раз – даже в шутливом треде! – подпрыгиваю и киплю от двух типов высказываний. Первое – это трагические предсказания. Карканье. Вот, вам кажется, что у вас все хорошо, а скоро будет плохо! Вы умиляетесь, что сын очень хорошо считает, а ведь это первый признак аутизма, вы еще наплачетесь, когда он вырастет! (Кстати, это реальный комментарий, который я получила, когда похвасталась в блоге, что пятилетний сын может в уме складывать двузначные числа). И второй вид комментариев – это безумно-абсурдистские. «Вы так пишете о своей семье, будто у вас все хорошо, а вот я вчера видела, как ваш муж в церкви вам свечку за упокой ставил!» (Тоже, кстати, реальный комментарий, у меня бы на такой не хватило фантазии). И ты сидишь, понимаешь, что: 1. Твой муж в Америке в командировке, 2. Он никогда в жизни не был в церкви и не собирается… И понимаешь, что объяснять это – и странно, и глупо. И от этого подпрыгиваешь, кусаешь себя за пальцы и бесишься. Или, туда же – когда тебе приписывают нечто противоположное тому, что ты делала. И осуждают тебя же за идиотизм. В общем оказалось, что это крайне полезная функция – взглянуть на свои болевые точки. Увидеть уязвимые места. И проанализировать, почему они у вас именно такие. Я про свои – поняла.
И последний эффект – многие комментаторы это называли «слить яд». Я такого эффекта не ожидала и долго размышляла, действительно ли так много людей хотят говорить гадости знакомым и незнакомым, но сдерживаются. Об этом эффекте у меня пока нет мыслей. Подумаю об этом завтра.
А я думаю: не поиграть ли и нам в ЖЖ в такую игру?...
Если бы журналистка Алина Фаркаш просто обратилась к нам в редакцию, никакого скандала, разумеется, не было бы.
Позже, когда комментаторы спрашивали ее, почему она этого не сделала, она отвечала, что "не хочет скандала".
Видимо, именно нелюбовь к скандалам заставила ее, не поговорив ни с кем из нашей редакции, а также не проверив, как обстоят авторские дела со статьями, о которых идет речь, написать у себя в блоге (довольно читаемом), пост , из которого большинство комментаторов тут же сделали вывод, что сайт 9 Канала у кого-то что-то украл.
Нельзя сказать, чтобы журналистка Алина Фаркаш не понимала, как устроен этот мир. Отвечая на один из комментариев, она сама пишет: "Это – колонки, за которые заплатили деньги другие издания, и права на которые принадлежат этим изданиям". И, тем не менее, не имея представления о том, какие у нас отношения с этими изданиями и как обстоит дело с авторскими правами, обвинила нас в воровстве.
Сначала я не оценил всю подлость этого наезда – меня, как и многих комментаторов, обманул наивный тон и деланное смирение авторши.
Воровством мы, разумеется, не занимаемся. У нас есть специальный работник, отвечающий за перепечатки, в каждом случае он следит за тем, чтобы авторские права изданий и блогеров были соблюдены. Да и ни от самой Алины Фаркаш, ни от изданий, из которых брались ее тексты, претензий никогда не поступало – ни к самому факту размещения, ни к формату.
Один из наших редакторов увидел ее пост в "Фейсбуке" и, решив, что если Алине Фаркаш внезапно стала невыносима мысль о том, что ее тексты стоят у нас на сайте, то проблем нет, мы удалили ее последний текст.
Но тут я начал понимать, что проблемы все-таки есть - после публичного обвинения в воровстве это выглядело как признание собственной вины. Начались торжествующие комменты к ее посту о том, что вот, дескать, удаляют, значит поняли свою вину, знает, мол, кошка, чье мясо съела. Кликушество и нечестность автора поста сделали свое черное дело.
Поэтому больше удалять тексты Алины Фаркаш мы не стали, ибо висели они совершенно законно, и заставить сделать это нас никто не мог. Мог нормально связаться с нами и попросить. В таких случаях мы, разумеется, тексты удаляем, мы никого не печатаем насильно, даже если имеем на это формальное право.
Вечером начался новый виток этой нелепицы. Видя, что кликушество в "Фейсбуке" не действует, Алина Фаркаш все же удосужилась раздобыть мой телефон, позвонить и лично обвинить в краже ее текстов. Я объяснил ей, что если бы она обратилась к нам раньше, все было бы совсем иначе. Но после публичного обвинения в воровстве наши контакты с ней сводятся исключительно к формальному общению. А с формальной точки зрения никаких законных претензий у нее к нашему сайту быть не может, и если бы она изначально проверила, как обстоят дела с авторскими правами на ее материалы, она бы это знала.
Я объяснил Алине Фаркаш, что у нас есть договоренности с разными сайтами – с некоторыми на бесплатной основе, с некоторыми на бартерной, с некоторыми на платной, с некоторыми разовые, с некоторыми постоянные. Мы никого не перепечатываем без соблюдения авторских прав, и все статьи, которые находятся у нас на сайте, прекрасно поддаются проверке на предмет законности. А если возникают какие-то коллизии и недопонимания (они, разумеется, бывают), мы решаем все проблемы с изданиями, которым принадлежат авторские права, ко взаимному удовлетворению. Так мы всегда поступали, так продолжим поступать и впредь.
Я рассказал не слишком сведущей в вопросе авторских прав журналистке, что ее тексты могли попасть к нам несколькими путями – возможно, по обмену материалами с другими изданиями, возможно, по договоренности о перепечатке, возможно, за плату, и, при всем уважении к Алине Фаркаш, это наше внутреннее дело и наши отношения с теми изданиями, откуда эти тексты перепечатаны. Такова судьба любого текста, опубликованного (за плату и даже бесплатно) в организованном печатном издании, у которого есть свой устав и свои правила, оговаривающие передачу авторских прав.
Я ожидал, что Алина Фаркаш поймет, что обвинила нас в воровстве облыжно и хотя бы извинится. Но в ответ услышал лишь горестное восклицание: "То есть вы продолжите воровать мои тексты?"
Я далек от мысли, что Алина Фаркаш настолько глуха либо неумна, чтобы не понять сказанного мною. Поэтому напрашивалось два вывода: либо она вкладывает в слово "воровать" какой-то собственный смысл, в корне отличающийся от общепринятого, либо она вполне сознательно клевещет на наш сайт и продолжит делать это и впредь, не давая реальности сбить себя с толку.
В любом случае, я понял, что вменяемой реакции ожидать не приходится. Поэтому я сообщил ей, что наш разговор записывается (я как опытный журналист записываю все разговоры и потом стираю ненужное – профдеформация), что она несколько раз в ходе этого разговора обвинила нашу редакцию в воровстве, и что если она продолжит делать это публично, мы подадим на нее в суд за клевету.
После этого она написала в своем "Фейсбуке"