Закон о социализации женщин 1918. "декрет о национализации женщин" - фальшивка. Мужья – вне очереди

Молодое поколение мало что знает о революции 1917 года. На вопрос, кто такой Ленин - отвечают невнятно. Кто его называет бизнесменом, кто президентом, некоторые "продвинутые" говорят, что он ВОР (вождь октябрьской революции). В интернете много информации об этом событии, я остановлюсь на том, чего "мало" и что до сих пор считается тайной.

Меня часто спрашивают, что произошло в 1917 году, только вкратце? Думать и слушать теперь разучились, ну что ж... Представьте, что появился человек, который объединил всех бомжей, пообещал им прекрасную жизнь и указал им на их врага - на нас с вами! Мы виноваты в их бедственном положении и если они нас победят, то будут всегда сытые, одетые и жить в наших домах. Вот, что и произошло в то время, а человеком таким оказался В.И. Ульянов (Ленин). Фамилию Ленин он себе придумал в честь реки "Лена". Дурной пример заразителен и в последствии И.В. Джугашвилли тоже себе придумал фамилию - Сталин (металл - сталь). Последователи Ленина называли себя "большевиками", "комиссарами", "красными", строителями коммунизма.

Итак, произошла революция. Царя свергли, уничтожили вместе со всей его семьёй (расстреляли, бросили всех в яму, облили серной кислотой и закопали, даже креста не поставили). Затем стали расправляться с "буржуазией",но начали почему-то с девушек...

Привожу некоторые подлинные документы того времени.

Перед тем как читать эти документы, давайте уточним, о ком именно идет речь? Кто были эти большевики и комиссары?
Комната красных комиссаров.
Альбум з 30 фотографiями болшевицких комiсарiв 1922г

ДЕЛО № 18
АКТ РАССЛЕДОВАНИЯ О СОЦИАЛИЗАЦИИ ДЕВУШЕК И ЖЕНЩИН В ГОР. ЕКАТЕРИНОДАРЕ ПО МАНДАТАМ СОВЕТСКОЙ ВЛАСТИ

В г. Екатеринодаре большевики весною 1918 года издали декрет, напечатанный в "Известиях" Совета и расклеенный на столбах, согласно коему девицы в возрасте от 16 до 25 лет подлежали "социализации", причем желающим воспользоваться этим декретом надлежало обращаться в подлежащие революционные учреждения. Инициатором этой "социализации" был комиссар по внутренним делам еврей Бронштейн. Он же выдавал и "мандаты" на эту "социализацию". Такие же мандаты выдавал подчиненный ему начальник большевистского конного отряда Кобзырев, главнокомандующий Иващев, а равно и другие советские власти, причем на мандатах ставилась печать штаба "революционных войск Северо-кавказской советской республики". Мандаты выдавались как на имя красноармейцев, так и на имя советских начальствующих лиц - например, на имя Карасеева, коменданта дворца, в коем проживал Бронштейн: по этому образцу предоставлялось право "социализации" 10 девиц.

Образец мандата:

МАНДАТ(*)

Предъявителю сего товарищу Карасееву предоставляется право социализировать в городе Екатеринодаре 10 душ девиц возрастом от 16-ти до 20-ти лет на кого укажет товарищ Карасеев.

Главком Иващев [подпись]

Место печати [печать]

(*)фотография этого мандата, подписанного рукою Иващева, приложена к документам в качестве вещественного доказательства.

На основании таких мандатов красноармейцами было схвачено больше 60 девиц - молодых и красивых, главным образом из буржуазии и учениц местных учебных заведений . Некоторые из них были схвачены во время устроенной красноармейцами в городском саду облавы, причем четыре из них подверглись изнасилованию там же, в одном из домиков. Другие были отведены в числе около 25 душ во дворец войскового атамана к Бронштейну, а остальные в "Старокоммерческую" гостиницу к Кобзыреву и в гостиницу "Бристоль" к матросам, где они и подверглись изнасилованию. Некоторые из арестованных были засим освобождены, так, была освобождена девушка, изнасилованная начальником большевистской уголовно-розыскной милиции Прокофьевым, другие же были уведены уходившими отрядами красноармейцев, и судьба их осталась невыясненной. Наконец, некоторые после различного рода жестоких истязаний были убиты и выброшены в реки Кубань и Карасунь. Так, например, ученица 5-го класса одной из екатеринодарских гимназий подвергалась изнасилованию в течение двенадцати суток целою группою красноармейцев , затем большевики подвязали ее к дереву и жгли огнем и, наконец, расстреляли.

Настоящий материал добыт Особой комиссией с соблюдением требований Устава уголовного судопроизводства.

А скорее всего это еще одна еврейская проявленная под шумок революции инициатива и попытка УНИЧТОЖЕНИЯ ТРАДИЦИОННОГО УКЛАДА ЖИЗНИ РУССКОГО НАРОДА.

В 1918 году, получив власть из рук немцев, Ленин-Бланк использует все, чтобы ее удержать. Многие декреты советской власти изумляют своей дурью, а другие - жестокостью, изуверством и ненужной беспощадностью. Вот некоторые из подобных декретов - судите о них сами. Коммунисты опубликовали их в Кронштадте, Пулкове, Луге, Владимире, Саратове. Сегодня вы нигде не встретите упоминание об этих декретах в истории советской власти. Невыгодно ей это, как и всем ее сторонникам. Но слово из песни не выкинешь - они были, и глупо утверждать, что этих декретов не было. Года два тому назад, когда я писал эти строки, у меня возник по этому поводу спор с нашими местными историками, которые меня упрекали за то, что я вечно выкапываю небылицы. Я тогда не стал с ними спорить, так как хорошо знал, где и какое они получили образование. Но вскоре из Москвы мною была получена бандероль, которую я не ждал. Она пришла из Государственной Думы от одного из депутатов, который мне не был лично знаком. В бандероли находилась стопка газет "За права человека" общероссийского общественного движения "За права человека" и Московской правозащитной организации "Горячая линия" за 1999 год, в одной из которых в сокращенном виде был помещен декрет Совдепа города Саратова, который ныне хранится в архиве Орловского областного управления ФСБ РФ. К счастью, я располагал полным текстом этого декрета, а также аналогичным ему декретом Владимирского совдепа, который в 1918 году был опубликован в газете "Известия". В "Малой советской энциклопедии" издания 1920-1930-х гг., в разделе "Партийная этика" косвенно упоминается об этих декретах и сетуется на то, что "…в наше переходное время нет еще достаточных экономических предпосылок для полного раскрепощения женщины".

Вот оба эти исторических документа, в силу которых советская власть (не забывайте - власть еврейских комиссаров !) и коммунисты собирались отменить не только частную собственность, но и семью, как первичную ячейку буржуазного быта.

Владимирского совдепа "О раскрепощении женщин"

1. С 1 марта 1918 года в городе Владимире отменяется частное право на владение женщинами (брак отменен, как предрассудок старого капиталистического строя). Все женщины объявляются независимыми и свободными. Каждой девушке, не достигшей 18 лет, гарантируется полная неприкосновенность ее личности. "Комитет бдительности" и "Бюро свободной любви".

2. Каждый, кто оскорбит девушку бранным словом или попытается ее изнасиловать, будет осужден ревтрибуналом по всей строгости революционного времени.

3. Каждый изнасиловавший девушку, не достигшую 18 лет, будет рассматриваться как государственный преступник и будет осужден ревтрибуналом по всей строгости революционного времени.

4. Всякая девица, достигшая 18-летнего возраста, объявляется собственностью республики . Она обязана быть зарегистрирована в "Бюро свободной любви" при "Комитете бдительности" и иметь право выбирать себе среди мужчин от 19 лет до 50 временного сожителя-товарища .

Примечание. Согласия мужчины при этом не требуется. Мужчина, на которого пал выбор, не имеет права заявлять протест. Точно так же это право предоставляется и мужчинам при выборе среди девиц, достигших 18-летнего возраста.

5. Право выбора временного сожителя предоставляется один раз в месяц . "Бюро свободной любви" при этом пользуется автономией.

6. Все дети , рожденные от этих союзов, объявляются собственностью республики и передаются роженицами (матерями) в советские ясли, а по достижении 5 лет в детские "дома-коммуны" . Во всех этих заведениях все дети содержатся и воспитываются за общественный счет.

Примечание. Таким образом, все дети, освобожденные от предрассудков семьи, получают хорошее образование и воспитание . Из них вырастет новое здоровое поколение борцов за "мировую революцию".

Совдеп города Владимира. 01.01.1918 г.

Далее приводится декрет Саратовского совдепа, который имеет некоторые разночтения с Владимирским, но, в общем, аналогичен ему. Эти декреты местных совдепов вводились пробно и в случае их провалов ответственность за них несли местные совдепы, а не Совнарком. Но такие декреты грозили взрывом негодования населения, и коммунисты побоялись попробовать их осуществить.

Когда вышел такой декрет в Саратове, после его обнародования тысячи жителей города, прихватив с собой дочерей и жен, устремились в Тамбов, который не признавал советской власти, управляемый Временным исполнительным комитетом и городской управой. Таким образом, Тамбов в это время увеличился в населении почти вдвое. Однако город всем дал приют, так же как и во время нашествия Наполеона в 1812 году. Все саратовские беженцы были размещены в гостиницах и по домам горожан, где им был оказан хороший прием и где они были окружены заботой.

Еще документ 1918г

ДЕКРЕТ

Саратовского Губернского Совета Народных Комиссаров об отмене частного владения женщинами

Законный бракъ, имевшiй место до последняго времени, несомненно являлся продуктомъ того социального неравенства, которое должно быть с корнемъ вырвано въ Советской Республике. До сихъ поръ законные браки служили серьезнымъ оружиемъ въ рукахъ буржуазiи въ борьбе ея с пролетарiатомъ, благодаря только имъ все лучшiя экземпляры прекраснаго пола были собственностью буржуевь имперiалистов и такою собственностью не могло не быть нарушено правильное продолжение человеческаго рода . Поэтому Саратовскiй Губернскiй Советь Народныхъ Комиссаровъ съ одобренiя Исполнительного комитета Губернcкаго Совета Рабочихъ, Солдатcкихъ и Крестьянскихъ Депутатовъ постановилъ:

§1. Съ 1 января 1918 года отменяется право постояннаго владения женщинами, достигшими 17 л. и до 30 л.

Примечание: Возрасть женщинъ определяется метрическими выписями, паспортомъ, а въ случае отсутствiя этихъ документовъ квартальными комитетами или старостами и по наружному виду и свидетельскими показанiями.

§2. Действие настоящего декрета не распространяется на замужнихъ женщинъ, имеющихь пятерыхъ или более детей.

§3. За бывшими владельцами (мужьями) сохраняется право въ неочередное пользование своей женой.

Примечание: Въ случае противодействiя бывшего мужа въ проведенiи сего декрета въ жизнь, онъ лишается права предоставляемого ему настоящей статьей.

§4. Все женщины , который подходягь подъ настоящей декретъ, изъемаются изъ частного постояннаго владенiя и объявляются достоянiемъ всего трудового народа .

§5. Распределенiе заведыванiя отчужденныхь жснщинь предоставляется (Сов. Раб. Солд. и Крест. Депутатовъ Губернскому, Уезднымъ и Сельскимъ по принадлежности.

§6. Граждане мущины имеютъ право пользоваться женщиной не чаще четырехъ разъ за неделю и не более 3-хъ часовъ при соблюденiи условiй указанныхъ ниже.

§7. Каждый членъ трудового народа обязан отчислять оть своего заработка 2% въ фондъ народнаго поколения.

§8. Каждый мущина, желающiй воспользоваться экземпляромъ народнаго достоянiя, долженъ представить оть рабочезаводского комитета или профессюнального союза удостоверенiе о принадлежности своей къ трудовому классу.

§9. Не принадлежащiе къ трудовому классу мущины прiобретаютъ право воспользоваться отчужденными женщинами при условм ежемесячнаго взноса указанного въ §8 в фондъ 1000 руб.

§10. Все женщины, объявленныя настоящимъ декретомъ народнымъ достояниемъ,.получаютъ изъ фонда народнаго поколенiя вспомоществованiе въ размере 280руб. въ месяцъ.

§11. Женщины забеременевшiе освобождаются оть своихъ обязанностей прямыхь и государственныхъ въ теченiе 4-хъ месяцев (3 месяца до и одинъ после родовь).

§12. Рождаемые младенцы по истеченiи месяца отдаются въ приють "Народные Ясли", где воспитываются и получаютъ образованiе до 17-летняго возраста.

§13. При рожденiи двойни родительницы дается награда въ 200 руб.

§14. Виновные въ распространеiи ве-нерическихъ болезней будутъ привлекаться къ законной ответственности по суду революцюннаго времени.

Архивное дело N 15554-П в Орловском УФСБ

Женщина в истории. Женский взгляд на исторические и просто события. Все что может быть интересно женской половине человечества.

4 сообщения. Страница 1 из 1

ДЕЛО № 18
АКТ РАССЛЕДОВАНИЯ О СОЦИАЛИЗАЦИИ ДЕВУШЕК И ЖЕНЩИН В ГОР. ЕКАТЕРИНОДАРЕ ПО МАНДАТАМ СОВЕТСКОЙ ВЛАСТИ

Образец мандата:

МАНДАТ(*)

Главком Иващев [подпись]

Место печати [печать]

На основании таких мандатов красноармейцами было схвачено больше 60 девиц - молодых и красивых, главным образом из буржуазии и учениц местных учебных заведений. Некоторые из них были схвачены во время устроенной красноармейцами в городском саду облавы, причем четыре из них подверглись изнасилованию там же, в одном из домиков. Другие были отведены в числе около 25 душ во дворец войскового атамана к Бронштейну, а остальные в "Старокоммерческую" гостиницу к Кобзыреву и в гостиницу "Бристоль" к матросам, где они и подверглись изнасилованию. Некоторые из арестованных были засим освобождены, так, была освобождена девушка, изнасилованная начальником большевистской уголовно-розыскной милиции Прокофьевым, другие же были уведены уходившими отрядами красноармейцев, и судьба их осталась невыясненной. Наконец, некоторые после различного рода жестоких истязаний были убиты и выброшены в реки Кубань и Карасунь. Так, например, ученица 5-го класса одной из екатеринодарских гимназий подвергалась изнасилованию в течение двенадцати суток целою группою красноармейцев, затем большевики подвязали ее к дереву и жгли огнем и, наконец, расстреляли.

Настоящий материал добыт Особой комиссией с соблюдением требований Устава уголовного судопроизводства.

а скорее всего
это еще одна еврейская проявленная под шумок революции
инициатива и попытка УНИЧТОЖЕНИЯ ТРАДИЦИОННОГО УКЛАДА ЖИЗНИ
РУССКОГО НАРОДА.

половой вопрос комсомол социализация женщин 20-е годы перегибы на местах

tonik Сообщения: 17 Зарегистрирован: 10 фев

История киевских борделей

90 лет назад увидела свет наделавшая много шуму повесть Александра Куприна "Яма", посвященная злачным местам Киева. Писатель прекрасно разбирался в ночной жизни города конца позапрошлого века. Но когда писал свою "Яму", где затрагивал и тему ее предыстории, почему-то не нашел времени полистать старые городские газеты. Он основывался лишь на устном предании, чьих-то отрывочных воспоминаниях. Действительность же, как это часто случается, была и печальней, и курьезней писательского воображения...

Расцвет Ямы начался с громкого киевского скандала

Когда-то вблизи Ямской улицы в Киеве (она существует и сейчас, ведя от Байкового кладбища к центральному автовокзалу) располагалось поселение казенных и вольных ямщиков, занимавшихся извозом, - так называемая Ямская слобода или Ямки. За ними и во время Куприна "осталась темная слава как о месте развеселом, пьяном, драчливом и в ночную пору небезопасном". Как и когда это "развеселое поселение" превратилось в район официальных домов терпимости, устное предание умалчивало. И поэтому писатель предполагал, что это произошло стихийно, как бы само собой.

Расцвет Ямы начался с громкого киевского скандала. В один из публичных домов на улице Эспланадной, почти в центре города, частенько наведывался киевский гражданский губернатор Гудыма-Левкович. Майским вечером 1885 года он навестил полюбившееся ему "заведение" и, к ужасу его "барышень", скоропостижно скончался в объятиях одной из искусных мастериц своего дела. По городу тут же поползли самые неблагоприятные для губернского начальства слухи. Потрясенная пресса молчала. Перепуганная губернская администрация сделала к тому же большую глупость: чтобы сохранить видимость приличия, приказала воспитанницам аристократического женского пансиона графини Левашовой присутствовать на похоронах своего блудолюбивого патрона.

Возбуждение умов в городе усилилось. Разъяренный стечением этих нелепых и удивительно безобразных обстоятельств вспыльчивый генерал-губернатор Киева Дрентельн приказал немедленно истребить все гнезда разврата, а их обитательниц выслать на окраину. Но куда перевести дома терпимости, никто не знал. Тогда вся проституция сосредоточилась на парной стороне Крещатика, от угла Прорезной до Думской площади. Порядочная женщина могла ходить там только с мужем, если же барышня гуляла одна, это означало, что она - проститутка. И тут на выручку начальству подоспели... жители Ямской улицы, которые решили, что ничего страшного не произойдет, если притоны вновь вернутся на прежнее место и принесут с собою немалые барыши хозяевам арендуемых под них усадьб. Так появилось знаменитое письмо обитателей Ямы, где - впервые в истории Киева - сами жители просили поместить на их улице городские дома терпимости!

В ироническом пересказе редакции "Киевлянина" письмо выглядело так: "На днях от жителей Ямской улицы Лыбедского участка поступило к и.д. губернатора прошение приблизительно следующего содержания: "Так как вы будете в затруднении, куда перевести дома терпимости с Эспланадной улицы, а по закону они должны быть на окраине города, то посему мы, жители Ямской улицы, заявляем, что наша улица вполне подходит под дома терпимости. Переселите их к нам, и наше благосостояние этим улучшится, потому что под такие дома квартиры идут дороже. Мы же теперь не имеем никаких доходов, а налоги и городские потребности уплачиваются нами наравне с жителями центральной части Киева".

Здесь было над чем посмеяться. Но многие жители Ямской, действительно, обогатились за счет проституток. А сама улица со временем преобразилась, похорошела, обстроилась красивыми домами. У нее был такой ухоженный, нарядный вид, будто здесь царил вечный праздник. В этот новый центр ночной жизни Киева каждый вечер (за исключением трех последних дней Страстной недели и кануна Благовещения) стекались со всего города тысячи мужчин! И четыре сотни проституток, населявших 30 с лишком домов, встречали их с вином и музыкой как "гостей", создавая иллюзию веселья и шумного наслажденья жизнью.

Видевший Яму в период ее расцвета Александр Куприн писал о ней так: "На улице точно праздник - Пасха: все окна ярко освещены, веселая музыка скрипок и роялей доносится сквозь стекла, беспрерывно подъезжают и уезжают извозчики. Во всех домах двери открыты настежь, и сквозь них видны с улицы: крутая лестница и узкий коридор вверху, и белое сверкание многогранного рефлектора лампы, и зеленые стены сеней, расписанные швейцарскими пейзажами..."

Публичные дома Ямы разделялись на три категории: дорогие - "трехрублевые", средней руки - "двухрублевые" и самого дешевого пошиба - "рублевые". Различия между ними были большие. Если в дорогих домах стояла позолоченная белая мебель, зеркала в изысканных рамах, имелись кабинеты с коврами и диванами, то в "рублевых" заведениях было грязно и скудно, и сбитые сенники на кроватях кое-как прикрывались рваными простынями и дырявыми одеялами.

Девушки растлевались сотнями

Платный разврат стал символом новых для Киева буржуазных отношений, вызывавших негодование горстки киевлян. Возмущался Николай Лесков, старые либералы и молодые демократы, особенно социалисты. Но основная масса горожан явно получала удовольствие от услуг Ямы.

Ежегодно растлевались сотни девушек, и охота на них приобретала массовый характер. Обычно "барышни" могли "прослужить" в притоне, не заболев "дурной болезнью", два-три года, не больше. Пополнение поступало в основном из села, из числа девочек и девушек, которые искали в городе работу.

Попав в трудное положение или оказавшись на улице без знакомств, связей и средств к существованию, юные крестьянки легко принимали сомнительные предложения темных дельцов, суливших им "хорошие места" и большие заработки. Впрочем, в сети этих людоловов попадались не только наивные "селянки", но и образованные горожанки. Основной прием охотников на девушек заключался в том, чтобы вырвать жертву из ее среды, перенести в незнакомую обстановку и, поставив в безвыходное положение, принудить к позорному ремеслу.

Этот нехитрый план срабатывал почти безотказно. "Киевлянин" сообщал о таком случае: "Некая г-жа Марья Ал-на, открывшая давно уже притон тайного разврата, отправилась на днях в Одессу, где пригласила к себе в качестве бонны молодую девушку К. Не зная замыслов этой дамы, К. приехала в Киев, но в доме своей госпожи не нашла обещанного места, а взамен звания бонны ей было предложено "промышлять". Несколько дней К. держали взаперти, не давая ей возможности заявить о своем положении, и только благодаря случайности полиции удалось раскрыть это дело".

В городе появились специалисты по оптовой торговле женским телом, занимавшихся вербовкой проституток и их перепродажей из одного дома терпимости в другой. Более крупные дельцы обслуживали одновременно десятки городов. В 1880-х годах Киев стал перевалочным пунктом торговли живым товаром, переправляемым из Галиции в Польшу, в гаремы и притоны Турции. "Главарем организации, - писала газета "Рада" в 1909 году, - считают одного киевского домовладельца, который до того, как поселиться в Киеве, содержал дом терпимости в одном большом городе. Собрав таким образом большие деньги, он купил в Киеве дом и снова принялся за прибыльный промысел, поставляя во всякие сомнительные заведения девушек... В организации состоит еще немало таких субъектов, которые живут не только в Киеве, но и в других городах, не исключая Константинополь".

Так что киевский легальный разврат стал той почвой, на которой взростали первые мафиозные структуры Киева... Но "заведения" Ямской никогда не подвергались гонениям властей. Хотя читавшие Куприна до сих пор считают, что Яма исчезла после того, как местная администрация "в один прекрасный день взяла и разорила дотла старинное, насиженное, ею же созданное гнездо узаконенной проституции, разметав его остатки по больницам и тюрьмам старого города". "Теперь, - пишет писатель, - вместо буйных Ямков осталась мирная, будничная окраина, в которой живут огородники, канатники, татары, свиноводы и мясники с ближайших боен".

"Быструю и скандальную гибель" Ямы Куприн... выдумал, не найдя другого эффектного финала для своей повести. На самом же деле никто ее не "разорял", и сама она никуда не "исчезала". Не выдержав конкуренции с другими притонами, появившимися во множестве по всему Киеву после революции 1905-1907 годов, Яма просто выродилась в улочку захудалых, дрянных "заведений", рассчитанных на самую нетребовательную публику. Накануне Первой мировой войны один из тамошних публичных домов посетил Александр Вертинский. И то, что он там увидел, действительно, ничем не напоминало описаний Куприна.

Дорогие кокетки приезжали в Киев "на гастроли" из Парижа и Вены

"Однажды, - пишет Вертинский, - Жорж Зенченко (староста статистов Соловцовского театра) повел меня на Ямскую улицу, где были расположены дома терпимости... Открыла нам дверь хозяйка, старая, рыжая, рыхлая, с огромным животом, с глубокими бороздами на лице, наштукатуренная до того, что с лица сыпалась пудра.

За фортепиано сидел тапер, слепой старик с исступленным лицом и мертвыми костяшками пальцев, скрюченных подагрой, играл какой-то "макабр". А на диване вокруг него сидели девицы. У них были неподвижные лица-маски, точно все на свете уже перестало их интересовать. Они распространяли вокруг едкий запах земляничного мыла и дешевой пудры "Лебяжий пух".

Хозяйка, по видимому, благоволила к Жоржу, потому что начала суетиться, сюсюкать и кокетничать... Меня передернуло от отвращения. Тапер между тем заиграл блатную песню "Клавиши" и завопил диким голосом:

Ну, так пойте же, клавиши, пойте! А вы, звуки, летите быстрей! И вы Богу страничку откройте этой жизни проклятой моей!

Мне это совершенно не понравилось. Я весь дрожал от омерзения и жалости к этим людям. Я стал умолять Жоржа:

Уйдем отсюда! Ради Бога! Мне дурно!

Хозяйка гневно нахмурила брови. По-видимому она боялась, что я уведу гостя.

Эх, господин гимназист, - укоризненно сказала она, - как вам не стыдно! Вы же не мужчина! Вы какая-то... сопля на заборе!

Жорж расхохотался. А я растерянно вышел на улицу и поплелся домой".

В начале прошлого века киевские власти уже утратили контроль за проституцией и она расползлась по всему городу. Из Петербурга, Москвы, Варшавы и даже Парижа и Вены начали заезжать в Киев на "гастроли" дорогие кокотки. Одно время стало модно наведываться в секретные заведения с полушелковыми проститутками. Они располагались в центре под вывеской врача-дантиста или модной мастерской. "Гостей" принимали здесь гимназистки, курсистки, девушки из хороших домов.

"На каждом перекрестке, - вспоминал современник, - открывались ежедневно "фиалочные заведения", в каждом из которых под видом продажи кваса торговали собою тут же рядом, за перегородкой из шалевок по две, по три старых девки".

Чтобы создать видимость порядка, полиция устраивала облавы на проституток, промышлявших на Крещатике, Фундуклеевской, Прорезной и других центральных улицах. Но остановить расползание проституции по Киеву такие меры не могли. Казалось, сам город постепенно превращался в огромный публичный дом. Дело доходило до того, что под позорный промысел отводились целые кварталы. "По той стороне, где четные номера, - вспоминал мемуарист, - от угла Прорезной до Думской площади порядочная женщина могла идти только с мужчиной, если же прохаживалась одна - значит проститутка. Этот закон особенно начал действовать после революции 1905 года".

В этих условиях Ямская улица потеряла свое прежнее значение легализованного и четко очерченного властями центра городского разврата. И, в конце концов, сами же ямские домовладельцы, разбогатевшие на сомнительном промысле, потребовали... закрыть оставшиеся здесь грязные притоны, а саму опозоренную улицу - переименовать! Предлагали назвать ее именем поэта Василия Жуковского, некогда приезжавшего с наследником престола в Киев.

На переименование улицы городская Дума согласилась легко. Но светлое имя поэта марать не пожелала. И, памятуя позорное поведение ямчан в 1885 году, пожаловала их улице ненавистное для каждого киевлянина имя Батыя. Какое-то время она и называлась Батыевской улицей...

100 лет назад Киев был столицей проституции

Последнее десятилетие ХІХ века в Киеве было периодом строительной лихорадки. В город прибыло огромное количество мужской рабочей силы, и за ними потянулись сотни девушек из Одессы, Петербурга, Москвы, Вены и даже Парижа для удовлетворения мужчин самых разных возрастов и социального положения. Куприн в своем известном произведении "Яма" так описывал этот период: "И вся эта шумная чужая шайка, опьяненная чувственной красотой старинного города, - эти сотни тысяч разгульных зверей в образе мужчин всей своей массовой волей кричали: "Женщину!". На каждом перекрестке открывались ежедневно "фиалочные заведения" - маленькие дощатые балаганчики, в каждом из которых под видом продажи кваса торговали собою тут же рядом, за перегородкой, по две, по три старых девки".

То время было довольно лояльным к барышням, зарабатывающим на жизнь продажей своего тела. Проституция была объявлена "терпимою" (отсюда и название борделей - "дома терпимости"), т.е. дозволенной в строго регламентированных формах. Продажные девки должны были жить в специальных заведениях, устроенных на немецкий манер, и именоваться "барышнями". Девушки находились под присмотром "мамаш" - содержательниц притонов и принимали своих "гостей" в общей зале, куда те заходили как в кафе. Открыто зазывать прохожих в публичные дома строго воспрещалось, именно поэтому над подобными заведениями вешали красные фонари. Полученные от клиентов деньги барышни отдавали хозяйкам в обмен на марки. В конце каждого месяца марки снова обменивались на дензнаки, причем "мамочка" удерживала за содержание (комната в пансионе, питание, прислуга, "спецодежда" и т.п.) основную часть дохода, выплачивая на руки лишь жалкие крохи, - проститутки жили в вечных долгах. Именно поэтому многие внешне привлекательные ночные бабочки предпочитали работать самостоятельно, а не попадать в кабалу к ненасытным бандершам.
О подольской "мамаше" по кличке Камбала, бывшей проститутке, известной необузданным характером и зверским отношением к работавшим на нее девушкам, ходят легенды по сей день. За час отдыха в публичном доме тогдашние клиенты платили 1-5 рублей в зависимости от красоты "барышни". В домах терпимости с "хорошей репутацией" на Крещатике (роскошный интерьер, специально обученные девушки, претензия на санитарию) с клиента брали от 10 до 25 рублей за ночь. Была еще одна веская причина, почему дамы полусвета старались всячески завуалировать свое ремесло: у "официальных", зарегистрированных в полиции проституток отбирались паспорта и выдавались взамен желтые билеты. Маскировались продажные девки по-разному. Скажем, дома свиданий так называемых "полушелковых" проституток прикрывались вывесками врачей, нотариусов, акушерок, различных мастерских и магазинов, поэтому они принимали клиентов днем, в рабочее время. Впрочем, так же как и работницы "минерашек", тех самых балаганчиков, о которых столь нелицеприятно писал Куприн. В магазине с вывеской "Искусственные минеральные воды" на Ямской, за перегородкой, отделяющей бордель от распивочной, на грязных постелях бывшие батрачки отдавались солдатам, матросам, гимназистам и кадетам всего за 50 копеек. Немногим больше зарабатывали за один "сеанс" и "дамы от буфета" - проститутки, промышляющие в кафешантанах при содействии (не безвозмездном, разумеется) буфетчиков. Начало знакомства с кутилой было обычно трафаретное: "Угостите пивом - так хочется пить!". Всеми силами девушка старалась понравиться "поклоннику" и перенести кутеж в "кабинет" - если дело выгорает, то и она сама, и буфетчик остаются не в накладе.
"Сливочный" слой киевских проституток конца ХІХ - начала ХХ века - это "дамы с девочками". Это проститутки, маскировавшиеся под порядочных женщин, использовавшие для прикрытия хорошенькую девочку под видом дочки. Разумеется, ребенка брали "напрокат" для прогулок в людных местах, посещения кафе и др. Военная хитрость срабатывала стопроцентно: охотников завести интрижку с красивой замужней дамой было куда больше, нежели платить за ласки навязчивой проститутки. Вечером дама с девочкой переквалифицировалась в интересную, загадочную вдову, которая скорбит по своему усопшему мужу. Этот образ знаком всем: "Всегда без спутников, одна, дыша духами и туманами, она садится у окна. И шляпа с траурными перьями, и в кольцах узкая рука". Мрачный креп, густая вуаль, спущенная на лицо, придают ей строгий, неприступный вид, который притягивает к себе искателей острых ощущений. А утром "вдовушка" в шелковых панталончиках с шитьем, сладко потягиваясь, брала с туалетного столика несколько десятирублевых банкнот и забывала навсегда имя вчерашнего воздыхателя. Вечером же ее снова видели уже в другом парке или дорогом ресторане с респектабельном поклонником в костюме-тройке, которому она рассказывала уже новую "скорбную" историю. Разумеется, это были незаурядные, в какой-то мере талантливые дамы.
Ловеласом слыл и сам генерал-губернатор Дмитрий Бибиков. Любовница Бибикова оказалась самой удачливой кокоткой Киева, которая за год из скромной бесприданницы превратилась в графиню с несметными владениями. Выйдя замуж не без покровительства генерал-губернатора за графа Потоцкого и получив причитающиеся ей согласно брачному контракту деньжищи, она посредством всесильного любовника упекает помещика в Сибирь. Сама же поселяется на аристократической Липской, ведя привычный образ жизни дамы полусвета. Ее рысаки и экипажи, бархат и кружева, бриллианты и изумруды в сочетании с необыкновенной красотой и молодостью всем кружили головы. Разумеется, для уже немолодого Бибикова двери ее роскошного дома были открыты в любое время суток.

ДОКУМЕНТАЛЬНО
Из письма управляющего округа директору 5-й киевской мужской гимназии: "Имею честь сообщить Вашему Превосходительству, что 6 сего июля мною получено следующее сообщение о поведении на улицах и в скверах г. Киева учащихся: "Посмотрели бы Вы, что Ваши гимназисты проделывают у Вас под самым носом в Николаевском парке с проститутками в 8-10 часов вечера. Подобных мерзких безобразий, цинизма и пошлости еще никогда не наблюдалось. Впрочем, Ваши гимназисты и по улицам разгуливают с б... под ручку".

КСТАТИ
В богатых киевских домах терпимости кроме хозяйки были еще экономка, кухарка, дворник, швейцар, горничные и пианисты-таперы. Там охотно выступали цыгане, профессиональные певицы и танцовщицы; "барышни" были одеты в роскошные платья, а клиентов обслуживали во французском шелковом белье. Светская беседа была обязательным "приложением" к истинной цели визита мужчины. Девушки проходили обязательный медосмотр раз в месяц.

В 20-30 годы прошлого века как таковых публичных домов уже не было, но девушки орудовали на панелях. В то время по правым сторонам Крещатика и бульвара Шевченко проститутки стояли просто таки в огромных количествах. Опознавательный знак - ярко накрашенные губы для пущей очевидности - красная лента на лодыжке левой ноги.

Во время немецкой оккупации Киева у проституции открылось второе дыхание. Анатолий Кузнецов в романе "Бабий Яр" писал: "Вот настоящее бл...ство у них во Дворце пионеров - "Дойчес хауз", публичный дом первого класса. На Саксаганского, 72, тоже мощный бардак. А по тротуарам Подола прогуливались немецкие солдаты, обнимая местных проституток." Источник

В первых числах марта 1918 года в Саратове у здания биржи на Верхнем базаре, где помещался клуб анархистов, собралась разъяренная толпа. Преобладали в ней женщины.
Они неистово колотили в закрытую дверь, требовали пустить их в помещение. Со всех сторон неслись негодующие крики: «Ироды!», «Хулиганы! Креста на них нет!»,
«Народное достояние! Ишь, что выдумали, бесстыжие!» . Толпа взломала дверь и, сокрушая все на своем пути, устремилась в клуб. Находившиеся там анархисты еле успели убежать через черный ход.

Что же так взволновало жителей Саратова?

Причиной их возмущения послужил расклеенный на домах и заборах «Декрет об отмене частного владения женщинами», изданный якобы «Свободной ассоциацией анархистов г. Саратова»…
По поводу этого документа в историографии гражданской войны нет единой точки зрения. Одни советские историки категорически отрицают его существование, другие обходят вопрос молчанием или упоминают лишь вскольз.

Что же было на самом деле?

В начале марта 1918 года в газете «Известия Саратовского Совета» появилось сообщение о том, что группа бандитов разграбила чайную Михаила Уварова и убила ее хозяина. Вскоре, 15 марта, газета опубликовала заметку, в которой говорилось, что расправа над Уваровым осуществлена не бандитами, а отрядом анархистов в количестве 20 человек, которому было поручено произвести обыск в чайной и арестовать ее владельца. Члены отряда «по собственному почину» убили Уварова, сочтя «опасным и бесполезным» держать в тюрьме члена » Союза русского народа» и ярого контрреволюционера. В газете отмечалось также, что анархисты выпустили по этому поводу специальную прокламацию. Они заявили, что убийство Уварова — это «акт мести и справедливого протеста» за разгром анархистского клуба и за издание от имени анархистов пасквильного и порнографического «Декрета о социализации женщин».

«Декрет», о котором идет речь, — он был датирован 28 февраля 1918 года — по форме напоминал другие декреты Советской власти. Он включал в себя преамбулу и 19 параграфов. В преамбуле излагались мотивы издания документа: вследствие социального неравенства и законных браков «все лучшие экземпляры прекрасного пола» находятся в собственности буржуазии, чем нарушается «правильное продолжение человеческого рода». Согласно «декрету», с 1 мая 1918 года все женщины в возрасте от 17 до 32 лет (кроме имеющих более пяти детей) изымаются из частного владения и объявляются «достоянием (собственностью) народа». «Декрет» определял правила регистрации женщин и порядок пользования «экземплярами народного достояния». Распределение «заведомо отчужденных женщин», говорилось в документе, будет осуществляться саратовским клубом анархистов. Мужчины имели право пользоваться одной женщиной «не чаще трех раз в неделю в течение трех часов». Для этого они должны были представить свидетельство от фабрично-заводского комитета, профсоюза или местного Совета о принадлежности к «трудовой семье». Забывшим мужем сохранялся внеочередной доступ к своей жене; в случае противодействия его лишали права на пользование женщиной.

Каждый «трудовой член», желающий пользоваться «экземпляром народного достояния», обязан был отчислять от своего заработка 9 процентов, а мужчина, не принадлежащий к «трудовой семье», — 100 рублей в месяц, что составляло от 2 до 40 процентов среднемесячной заработной платы рабочего. Из этих отчислений создавался фонд «Народного поколения», за счет которого выплачивались вспомоществование национализированным женщинам в размере 232 рублей, пособие забеременевшим, содержание на родившихся у них детей (их предполагалось воспитывать до 17 лет в приютах «Народные ясли»), а также пенсии женщинам, потерявшим здоровье.

«Декрет об отмене частного владения женщинами» был фальшивкой, сфабрикованной владельцем саратовской чайной Михаилом Уваровым. Какую цель преследовал Уваров, сочиняя свой «декрет»? Хотел ли он высмеять нигилизм анархистов в вопросах семьи и брака или же сознательно пытался восстановить против них широкие слои населения? К сожалению, это выяснить уже невозможно.

Убийством Уварова, однако, история с «декретом» не закончилась. Напротив, oна только начиналась. С необычайной быстротой пасквиль стал распространяться по стране. Весной 1918 года он был перепечатан многими буржуазными и мелкобуржуазными газетами. Одни редакторы публиковали его как курьезный документ с целью повеселить читателей; другие — с целью дискредитировать анархистов, а через них — Советскую власть (анархисты участвовали тогда вместе с большевиками в работе Советов).

Публикации такого рода вызвали широкий общественный резонанс. Так, в Вятке правый эсер Виноградов, переписав текст «декрета» из газеты «Уфимская жизнь», напечатал его под названием «Бессмертный документ» в газете «Вятский край». 18 апреля Вятский губисполком постановил закрыть газету, а всех лиц, причастных к этой публикации, предать суду революционного трибунала. В тот же день вопрос обсуждался на губернском съезде Советов. Представители всех партий , стоявших на советской платформе, — большевики, левые эсеры, максималисты, анархисты — резко осудили публикацию пасквиля, посчитали, что она имеет своей целью натравить темные, несознательные массы населения против Советской власти. Вместе с тем съезд Советов отменил решение губисполкома о закрытии газеты, признав его преждевременным и чересчур суровым, обязал губисполком сделать предупреждение редактору.

В конце апреля — первой половине мая на почве разрухи и нехватки продовольствия сильно обострилась обстановка в стране. Во многих городах происходили волнения рабочих и служащих, «голодные» бунты. Публикация в газетах «декрета» о национализации женщин еще более усиливала политическую напряженность. Советское государство стало принимать более жестокие меры по отношению к газетам, публиковавшим «декрет».

Однако процесс распространения «декрета» вышел из-под контроля властей. Начали появляться различные его варианты. Так, «декрет», распространявшийся во Владимире, вводил национализацию женщин с 18-летнего возраста: «Всякая девица, достигшая 18 лет и не вышедшая замуж, обязана под страхом наказания зарегистрироваться в бюро свободной любви. Зарегистрированной предоставляется право выбора мужчины в возрасте от 19 до 50 лет себе в сожители-супруги…»

Кое-где на местах, в глухих деревнях чересчур ретивые и невежественные должностные лица принимали фальшивый «декрет» за подлинный и в пылу «революционного» усердия готовы были осуществлять его. Реакция официальных властей была резко отрицательной. В феврале 1919 года В. И. Ленин получил жалобу Кумысникова, Байманова, Рахимовой на комбед деревни Медяны Чимбелевской волости, Курмышевского уезда. Они писали, что комбед распоряжается судьбой молодых женщин, «отдавая их своим приятелям, не считаясь ни с согласием родителей, ни с требованием здравого смысла».

Ленин сразу же направил телеграмму Симбирскому губисполкому и губернской ЧК: «Немедленно проверьте строжайше, если подтвердится, арестуйте виновных, надо наказать мерзавцев сурово и быстро и оповестить все население. Телеграфируйте исполнение» . (В. И. Ленин и ВЧК, 1987. с. 121 — 122).

Выполняя распоряжение председателя Совнаркома, Симбирская губчека провела расследование по жалобе. Было установлено, что национализация женщин в Медянах не вводилась, о чем председатель Ч К телеграфировал 10 марта 1919 года Ленину. Через две недели председатель Симбирского губисполкома Гимов в телеграмме на имя Ленина подтвердил сообщение губчека и дополнительно доложил, что «Кумысников и Байманов проживают в Петрограде, личность Рахимовой в Медянах никому не известна» (там же, с. 122).

В годы гражданской войны «Декрет об отмене частного владения женщинами» взяли на вооружение белогвардейцы. Приписав авторство этого документа большевикам, они начали широко использовать его в агитации против Советской власти. (Любопытная деталь — при аресте в январе 1920 года Колчака у него в кармане мундира обнаружили текст этого «декрета»!).

Миф о введении большевиками национализации женщин распространялся противниками нового строя и позже. Его отголоски мы встречаем в период коллективизации, когда ходили слухи о том, что крестьяне, вступающие в колхоз, «будут спать под одним общим одеялом».

«Декрет об отмене частного владения женщинами» получил широкую известность и за рубежом. В сознание западного обывателя усиленно внедрялся стереотип большевиков — разрушителей семьи и брака, сторонников национализации женщин. Даже некоторые видные буржуазные политические и общественные деятели верили этим домыслам. В феврале-марте 1919 года в «овермэнской» комиссии сената США во время слушания о положении дел в России произошел примечательный диалог между членом комиссии сенатором Кингом и прибывшим из Советской России американцем Саймонсом:

«Кинг: Мне пришлось видеть оригинальный русский текст и перевод на английский язык некоторых советских декретов. Они фактически уничтожают брак и вводят так называемую свободную любовь. Известно ли вам что-нибудь по этому поводу?

Саймонс: Их программу вы найдете в Коммунистическом манифесте Маркса и Энгельса. До нашего отъезда из Петрограда они, если верить отчетам газет, уже установили весьма определенное положение, регулирующее так называемую социализацию женщин.

Кинг: Итак, говоря прямо, большевистские красноармейцы и самцы-большевики похищают, насилуют и растлевают женщин сколько хотят?

Саймонс: Конечно, они это делают».

Диалог полностью вошел в официальный отчет сенатской комиссии, опубликованный в 1919 году.

Свыше семидесяти лет прошло с того времени, когда владелец чайной в Саратове Михаил Уваров предпринял оказавшуюся для него роковой попытку дискредитировать анархистов. Давно улеглись страсти вокруг придуманного им «декрета». Ныне никто уже не верит в досужие вымыслы о национализации большевиками женщин. «Декрет об отмене частного владения женщинами» является теперь не более чем историческим курьезом.

Алексей Велидов, доктор исторических наук, профессор.

«Московские новости». № 8. 1990 г.

От себя хочу добавить, что мистификации, несмотря на их очевидность, порой живут очень долго...

Кто напал на Грузию 08.08.08 ?

Кто расстерял польских офицеров под Катынью?

Что за вопрос - конечно Россия!

Кто одалел фашизм в 1945 ?

Что за вопрос - конечно... США!

Уважаемые и не очень, соратники и напротив - будьте осторожны со словом. Не размахивайте им как катаной в толпе. Не превращайтесь в Михаила Уварова из саратовской чайной.

Помните что сказал поэт: В конце пути придется расчитаться...

Александра Коллонтай.
Фото из книги "Six Red Months in Russia"

В советской историографии нет единой точки зрения по поводу появления этой фальшивки. Одни советские историки обходят вопрос молчанием или упоминают лишь вскользь. Только в конце 80-х прошлого века в «Огоньке», «Аргументах и фактах» и других центральных СМИ СССР стали появляться публикации о том, что с 1918 года декрет не только был растиражирован многими региональными газетами, но и, став своеобразной индульгенцией для охотников до дармовой клубнички, использовался ими на практике вплоть до 1930 года...

ПОХОТЛИВЫЙ АВАНТЮРИСТ

Летом 1918 года первые полосы американских и европейских газет запестрели аршинными заголовками: «Большевики обобществляют женщин, накладывая табу на создание семьи», «Полигамия по-советски», «Социализм узаконил проституцию», «Большевики отбросили Россию на задворки цивилизации» и т.п. В сознание западного обывателя усиленно внедрялся стереотип большевиков – разрушителей семьи и брака, ярых сторонников социализации женщин. Даже некоторые видные буржуазные политические и общественные деятели, известные писатели, композиторы, актеры принимали лживые изыски подрядных журналистов и издателей за чистую монету.

Как же западные противники советской власти заполучили в руки такой крупный козырь?

В конце июня 1918 года в Москве, в здании биржи на Мясницкой улице, проходил заключительный этап судебного процесса над автором декрета неким Хватовым, владельцем мануфактурной лавки.

Советская судебная система, начиная с середины 1920-х и вплоть до 1990-х годов, являла собой уникальное зрелище – подобного правосудия человечество еще не знало. Это было правосудие без оправдания, оно представляло из себя «службу быта» партийных и государственных инстанций. Однако с того момента, как большевики пришли к власти, минуло совсем немного времени. И это не могло не сказаться на отношении к подсудимому судьи, его помощников – народных заседателей, а также защитников – наркома госпризрения Александры Коллонтай и члена президиума ВСНХ, члена ВЦИКа Юрия Ларина.

Хватову инкриминировалось изготовление и расклеивание на заборах и домах Моквы «Декрета об обобществлении российских девиц и женщин», изданного якобы Московской свободной ассоциацией анархистов. Трудящимся массам предлагалась реализация всех 19 параграфов «документа», согласно которым, в частности, утверждалось, что «все лучшие экземпляры прекрасного пола находятся в собственности буржуазии, чем нарушается правильное продолжение человеческого рода на Земле». Поэтому с 1 мая 1918 года все женщины в возрасте от 17 до 32 лет изымаются из частного владения и объявляются достоянием (собственностью) народа. Декрет определял правила регистрации женщин и порядок пользования «экземплярами народного достояния». Распределение «заведомо отчужденных женщин», говорилось в документе, будет осуществляться московским Комитетом анархистов, членом которого якобы и являлся Хватов.

Мужчины имели право пользоваться одной женщиной «не чаще трех раз в неделю в течение трех часов». Для этого они должны были представить свидетельство от фабрично-заводского комитета, профсоюза или местного совета о принадлежности к «трудовой семье». За бывшим мужем сохранялся внеочередной доступ к своей жене. В случае противодействия его лишали права на интимное использование женщины.

Каждый «трудовой член», желающий пользоваться «экземпляром народного достояния», обязан был отчислять от своего заработка 10%, а мужчина, не принадлежащий к «трудовой семье», – 100 руб. в месяц. Из этих отчислений создавался фонд «Народного поколения», за счет которого должны были выплачиваться вспомоществование национализированным женщинам в размере 232 руб., пособие забеременевшим, содержание родившихся у них детей (последних предполагалось воспитывать в приютах «Народные ясли» до 17 лет), а также пенсии женщинам, потерявшим здоровье.

Во время судебного разбирательства выяснилось, что Хватов уже успел на практике отчасти реализовать некоторые параграфы фальшивки. Для этого он приобрел в Сокольниках избу из трех комнат, названную им «Дворцом любви коммунаров». Посещавших «дворец» он именовал «семейной коммуной». Получаемые от них деньги присваивал. Порой и сам посещал «дворец», чтобы выбрать понравившуюся ему молодую женщину и попользоваться ею часок-другой. Разумеется, бесплатно...

Согласно его указанию, коммунары спали по 10 человек в комнате – мужчины отдельно от женщин. На две десятиместные комнаты полагался один двуспальный номер, где пара уединялась для сексуальных утех по согласованию с остальными сластолюбцами. Начиная с 11 вечера и до шести утра «дворец» содрогался от страстных стонов, ходил ходуном, как если бы в нем совершались брачные игры бегемотов.

Услышав эти подробности общения коммунаров, толпа присутствующих в зале юнцов и их подруг – отпрысков состоятельных родителей – завизжала от удовольствия. Замужние же женщины, которые явно были в меньшинстве, начали стучать о пол принесенными с собой штакетинами...

В своих выступлениях сторона обвинения, которую представляли П.Виноградская, заведующая женотделом МГК РКП(б), и А.Залкинд, известный москвичам как «врач большевистской партии», утверждали, что «излишнее внимание к вопросам пола может ослабить боеспособность пролетарских масс», да и вообще «рабочий класс в интересах революционной целесообразности имеет право вмешиваться в половую жизнь своих членов».

В заключение оба обвинителя просили суд приговорить Хватова к лишению свободы на пять лет с отбыванием наказания во Владимирском централе и конфискацией имущества.

Когда председатель суда по фамилии Могила, фронтовик-рубака, потерявший в боях с белогвардейцами правую руку, предоставил слово защитникам, на сцену вспрыгнула Коллонтай. В течение 40 минут она, оседлав любимого конька, блистательно отстаивала свою теорию «Эроса крылатого» – свободу отношений между мужчиной и женщиной, лишенной формальных уз, подводя таким образом теоретическую базу под фривольность нравов, проповедовавшихся Хватовым в декрете.

Александра Михайловна подчеркнула, что присущие до 1917 года социальным низам вольность и даже падение нравов – это всего лишь отрыжка буржуазного прошлого, но с развитием социализма от них не останется и следа. Закончила Коллонтай свою речь требованием освободить Хватова из-под стражи прямо в зале суда, но с одной оговоркой: он обязан вернуть в государственную казну деньги, полученные от похотливых коммунаров.

Едва Коллонтай спрыгнула со сцены, как толпа замужних простолюдинок, смяв дежурный наряд вооруженных красноармейцев, ворвалась в зал. С криками: «Ироды! Богохульники! Креста на вас нет!» – женщины стали забрасывать тухлыми яйцами, гнилой картошкой и дохлыми кошками защитников, судью и, конечно, Хватова. Срочно было вызвано подкрепление: броневик с облепившими его вооруженными матросами. Дав несколько пулеметных очередей в воздух, броневик угрожающе двинулся к входу. Толпа рассеялась. А суд в лице безрукого фронтовика Могилы и двух солдат-заседателей удалились в совещательную комнату для принятия решения.

Совещались они около трех часов и в конце концов, вняв доводам Александры Коллонтай (как-никак, член ЦК РКП(б) и нарком – ей виднее!), вынесли вердикт: освободить Хватова прямо из зала суда ввиду отсутствия состава преступления. Вместе с тем у подсудимого должна быть конфискована избушка в Сокольниках, а также возвращены государству деньги, полученные им от «трудовых семей», развлекавшихся во «Дворце любви».

Хватов недолго праздновал свое освобождение. На следующий день он был убит в собственной лавке группой анархистов, которые выпустили по этому поводу прокламацию. В ней они разъясняли, что убийство Хватова – это «акт мести и справедливого протеста» за издание от имени анархистов порнографического пасквиля под названием «Декрет об обобществлении российских девиц и женщин».

ПОСЛЕДОВАТЕЛИ

Убийством Хватова, однако, история с декретом не закончилась. Напротив, она только начиналась. Прежде всего потому, что пасквиль с необычайной быстротой стал распространяться по России. К осени 1918 года он был перепечатан многими буржуазными и мелкобуржуазными газетами. Одни редакторы публиковали его как некий курьез, способный развлечь читателей, другие – с целью дискредитировать анархистское движение, а заодно и советскую власть, так как анархисты в то время участвовали вместе с большевиками в работе Советов всех уровней.

Процесс распространения декрета вышел из-под контроля властей. Начали появляться различные его варианты.

Так, в Вятке правый эсер Виноградов, переписав текст хватовского «сочинения» из газеты «Уфимская жизнь», напечатал его под названием «Бессмертный документ» в газете «Вятский край».

Шумную известность получил декрет Владимирского совета об объявлении женщин с 18 до 32 лет государственной собственностью. Местная газета «Владимирские вести» писала: «Всякая девица, достигшая 18 лет и не вышедшая замуж, обязана под страхом наказания зарегистрироваться в бюро свободной любви. Зарегистрированной предоставляется право выбора мужчин в возрасте от 19 до 50 лет себе в сожители-супруги...» А в Екатеринодаре летом 1918 года особо отличившимся красноармейцам выдавали на руки мандат следующего содержания: «Предъявителю сего мандата предоставляется право по собственному уразумению социализировать в городе Екатеринодаре 10 душ девиц в возрасте от 16 до 20 лет на кого укажет товарищ».

В годы Гражданской войны в России декрет взяли на вооружение и белогвардейцы. Приписав авторство этого документа большевикам, они начали широко использовать его в агитации населения против советской власти. (Любопытная деталь – при аресте в январе 1920 года адмирала Колчака в кармане его френча был обнаружен текст хватовского декрета.)

Знаменитый английский писатель Герберт Уэллс, заинтересовавшись этим поистине поразительным феноменом – появлением и реализацией параграфов «произведения» Хватова, специально прибыл в Москву в 1920 году и имел трехчасовую беседу с Лениным, чтобы выяснить, действительно ли руководство РКП(б) обнародовало и воплощает в жизнь установки «Декрета об обобществлении российских девиц и женщин». Вождю удалось убедить всемирно известного писателя, что центральные органы советской власти не имеют к «документу» ни малейшего отношения, о чем Уэллс и поведал в книге «Россия во мгле».

ВМЕСТО ЭПИЛОГА

На рубеже 1920–1930 годов начался поворот к резкой деэротизации советского общества. Был взят курс на ужесточение норм социальной жизни. С середины 1930-х сфера интимных отношений стала предельно политизированной. На страницах газет и журналов уже невозможно было найти дискуссий по половым проблемам. С улиц городов исчезли фривольно одетые девушки. «Нормой быта» являлись истории, подобные той, что произошла в марте 1935 года на фабрике «Трехгорная мануфактура»: бюро ВЛКСМ исключило из комсомола молодого слесаря за то, что он «ухаживал одновременно за двумя девушками».

Новый социалистический аскетизм всячески поощрялся властными и идеологическими структурами. С 1937 года бытовые неурядицы стали раздуваться до масштаба громких дел. В том же году «Комсомольская правда» сообщала в передовице, что «враги народа немало поработали, чтобы привить молодежи буржуазные взгляды на вопросы любви и брака, стараясь тем самым разложить советскую молодежь политически». Добрачные половые контакты окончательно перешли в разряд проявлений «тлетворного капиталистического образа жизни». Даже факт официального развода отныне ставил клеймо на дальнейшей судьбе и карьере коммунистов и комсомольцев.

Последующие великие события ХХ века растворили факт появления декрета Хватова, будто жалкую муху, упавшую в чан с кипящей кислотой. Поэтому-то преобладающее большинство современных историков ничего о нем и не знают...

Котики.
Пока все поздравляют девушек всех возрастов, я вам расскажу немного истории.
Может, вы это знаете, а может и не знаете, и вам будет интересно.

В первые годы существования советской власти случился в Стране Советов один… сексуальный курьёз.
Однажды, задолго-задолго до того, как "у нас не было секса", мы пережили время, когда этот секс был. И время это - на стыке революции и двадцатых годов.
Когда женщины стали принадлежать всем.

Девственность стала считаться буржуазным пережитком и девушкам всячески внушали, что настоящая коммунистка заморачиваться количеством мужчин не должна)
И не только это.
К 18 году в одной из губерний был опубликован "Декрет об отмене частного владения женщинами" .
Текст документа, если привести его к современному языку, без всех этих "ять", выглядел так:

С 1 января 1918 года отменяется право постоянного владения женщинами, достигшими 17 лет и до 30 лет. Возраст женщин определяется метрическими выписками, паспортом, а в случае отсутствия этих документов квартальными комитетами или старостами. Также по наружному виду и свидетельскими показаниям.
- Действие настоящего декрета не распространяется на замужних женщин, имеющих пятерых или более детей.

За бывшими владельцами (мужьями) сохраняется право на внеочередное пользование своей женой. В случае противодействия бывшего мужа в проведении сего декрета в жизнь, он лишается права, предоставляемого ему настоящей статьей.
- Все женщины, которые подходят под настоящий декрет, изымаются из частного постоянного владения и объявляются достоянием всего трудового народа.
- Распределение заведования отчужденных женщин предоставляется сов. раб. солд. и крест. депутатам губернским, уездным и сельским по принадлежности.

Граждане мужчины имеют право пользоваться женщиной не чаще четырёх раз за неделю, не более 3-х часов при соблюдении условий, указанных ниже.
- Каждый член трудового народа обязан отчислять от своего заработка 2 % в фонд народного поколения.

Каждый мужчина, желающий воспользоваться экземпляром народного достояния, должен представить от рабоче-заводского комитета или профессионального союза удостоверение о принадлежности своей к трудовому классу.
- He принадлежащие к трудовому классу мужчины приобретают право воспользоваться отчужденными женщинами при условии ежемесячного взноса, указанного в п. 8, в фонд 1000 руб.
- Все женщины, объявленные настоящим декретом народным достоянием, получают из фонда народного поколения вспомоществование в размере 280 руб. в месяц...

И ты ды, и ты ды, и ты ды)

Существование этого декрета - исторический факт.
Правда, сейчас уже доподлинно не узнать - исходил ли он от власти, а потом спохватились, что натворили х*йню, и историю решили быстро переписать замять, или декрет этот действительно был массовой мистификацией… Да и не важно.

Важно то, что он так быстро и так рьяно пошёл по стране, и пролетариат так душевно принял его как руководство к действию, что последствия власть разгребала ещё много-много лет.
Известно, что кое-где на местах женщин даже обязывали регистрироваться в бюро свободной любви. Ну и… давать, собственно, тоже. Тех, кто пренебрегал - наказывали.
В общем, пролетариат массово начал е*аться размножаться.

Потом, конечно, лавочку прикрыли.

Чего я об этом вспомнила? Да не знаю.
Клара Цеткин, Роза, Сашка Коллонтай, женская свобода, и вот это вот всё…)