Пастернак объяснение. Анализы других стихотворений

Так причудливо тасуется колода. Поди разбери, отчего намертво впечаталась в память вторая часть стихотворения и напрочь забылась первая. Даже не забылась, как и не было ее. Помню, что в первый раз, читая "Живаго", вообще не обратила внимания на эти стихи. Тогда в восемнадцать: "Свеча горела на столе", "Я кончился, а ты жива", "С порога смотрит человек, не узнавая дома", "Маргарита" еще может быть. Перечитывала лет пять спустя, поплакала над трамваем, который обогнала старая немка Амалия Карловна: "она обогнала Живаго и пережила его". Стихи из синей тетради в конце книги - вспомнить любимое. И во второй раз медленные воды "Рождественской звезды" сомкнулись надо мной, подивилась, как могла не увидеть-не услышать-не почувствовать этого впервые.

А хлестнуло наотмашь "Объяснением". Даже могу восстановить: яркий зимний день, холодно, солнечно, много снега, все сверкает за окном. Читаю, скорее просматриваю: перевернуть страницу, разворот, ниже-ниже. Это начиналось в нижней четверти левого листа и немного захватывало верх правого. Мгновенно обожгло и все, что "до" перестало быть. Да и "после" уже неинтересно. Только это существует и, боже, как хорошо. Они расстаются, а он продолжает заботиться о ней, это ведь не мужицкий эгоизм, заставляющий что угодно сказать, лишь бы не видеть женских слез. "Разбередишь присохший струп весенней лихорадки" - это знать любимое тело и любимое лицо до мелочей, до "я помню все твои трещинки" позже у Земфиры.

И потом: "Сними ладонь с моей груди. Мы провода под током. Друг к другу вновь, того гляди, нас бросит ненароком". Если такое притяжение, к чему расставаться? Не понимаю. После демагогия про "Быть женщиной - великий шаг. Сводить с ума - геройство" и дурацкая привязанность слуг, с которой он век благоговеет. Вот это уже дежурные мужские отговорки. Или нет? Наверно нет, просто неудачная лексическая конструкция, форма отстраненности, которая кажется фальшивой после обнаженной чувственности начала. И безнадежный финал с ночью, сковавшей "кольцом тоскливым".

А все-таки, почему он уходит? Может все еще наладится? Думаете нет? Ну да, вряд ли, но там ведь на инерции можно еще длить и длить. Не хочет отчего-то. Так и прожила полжизни, не понимая. Не то, чтобы как-то напрягало, но сидело нечувствительной занозой. Сегодня нашла эти стихи, прочла первую часть и все поняла: "Жизнь вернулась так же беспричинно, как когда-то странно прервалась". Любовь - патология, разрыв в жизни. Жизнь вернулась, потому что любовь ушла. А без нее длить отношения бессмысленно. Как-то так.

Объяснение

Жизнь вернулась так же беспричинно,
Как когда-то странно прервалась.
Я на той же улице старинной,
Как тогда, в тот летний день и час.

Те же люди и заботы те же,
И пожар заката не остыл,
Как его тогда к стене Манежа
Вечер смерти наспех пригвоздил.

Женщины в дешевом затрапезе
Так же ночью топчут башмаки.
Их потом на кровельном железе
Так же распинают чердаки.

Вот одна походкою усталой
Медленно выходит на порог
И, поднявшись из полуподвала,
Переходит двор наискосок.

Я опять готовлю отговорки,
И опять всё безразлично мне.
И соседка, обогнув задворки,
Оставляет нас наедине.
_______

Не плачь, не морщь опухших губ,
Не собирай их в складки.
Разбередишь присохший струп
Весенней лихорадки.

Сними ладонь с моей груди,
Мы провода под током.
Друг к другу вновь, того гляди,
Нас бросит ненароком.

Пройдут года, ты вступишь в брак,
Забудешь неустройства.
Быть женщиной — великий шаг,
Сводить с ума — геройство.

А я пред чудом женских рук,
Спины, и плеч, и шеи
И так с привязанностью слуг
Весь век благоговею.

Но, как ни сковывает ночь
Меня кольцом тоскливым,
Сильней на свете тяга прочь
И манит страсть к разрывам.

Я на той же улице старинной,

Те же люди, и заботы те же,

И пожар заката не остыл,

Как его тогда к стене манежа

Женщины в дешевом затрапезе

Так же ночью топчут башмаки.

Их потом на кровельном железе

Так же распинают чердаки.

Вот она походкою усталой

Медленно выходит на порог

И, поднявшись из полуподвала,

Переходит двор наискосок.

Я опять готовлю отговорки,

И опять все безразлично мне.

И соседка, обогнув задворки,

Оставляет нас наедине.

Не собирай их в складки.

Разбередишь присохший струп

Сними ладонь с моей груди,

Мы провода под током.

Нас бросит ненароком.

Быть женщиной великий шаг,

Сводить с ума геройство.

А я пред чудом женских рук,

Спины, и плеч, и шеи

И так с привязанностью слуг

Весь век благоговею.

Но как не сковывает ночь

Меня кольцом тоскливым,

Сильней на свете тяга прочь

И манит страсть к разрывам.

Объяснение

Жизнь вернулась так же беспричинно,

Как когда-то странно прервалась.

Я на той же улице старинной,

Как тогда, в тот летний день и час.

Те же люди и заботы те же,

И пожар заката не остыл,

Как его тогда к стене Манежа

Вечер смерти наспех пригвоздил.

Женщины в дешевом затрапезе

Так же ночью топчут башмаки.

Их потом на кровельном железе

Так же распинают чердаки.

Вот одна походкою усталой

Медленно выходит на порог

И, поднявшись из полуподвала,

Переходит двор наискосок.

Я опять готовлю отговорки,

И опять всё безразлично мне.

И соседка, обогнув задворки,

Оставляет нас наедине.

Не плачь, не морщь опухших губ,

Не собирай их в складки.

Разбередишь присохший струп

Сними ладонь с моей груди,

Мы провода под током.

Друг к другу вновь, того гляди,

Нас бросит ненароком.

Пройдут года, ты вступишь в брак,

Быть женщиной - великий шаг,

Сводить с ума - геройство.

А я пред чудом женских рук,

Спины, и плеч, и шеи

И так с привязанностью слуг

Весь век благоговею.

Но, как ни сковывает ночь

Меня кольцом тоскливым,

Сильней на свете тяга прочь

И манит страсть к разрывам.

Читаем вслух

Борис Пастернак - Жизнь вернулась так же беспричинно (Объяснение)

Жизнь вернулась так же беспричинно,

Как когда-то странно прервалась.

Я на той же улице старинной,

№ 4 Как тогда, в тот летний день и час.

Те же люди и заботы те же,

И пожар заката не остыл,

Как его тогда к стене Манежа

№ 8 Вечер смерти наспех пригвоздил.

Женщины в дешевом затрапезе

Так же ночью топчут башмаки.

Их потом на кровельном железе

№ 12 Так же распинают чердаки.

Вот одна походкою усталой

Медленно выходит на порог

И, поднявшись из полуподвала,

№ 16 Переходит двор наискосок.

Я опять готовлю отговорки,

И опять все безразлично мне.

И соседка, обогнув задворки,

№ 20 Оставляет нас наедине.

Не плачь, не морщь опухших губ,

Не собирай их в складки.

Разбередишь присохший струп

№ 24 Весенней лихорадки.

Сними ладонь с моей груди,

Мы провода под током.

Друг к другу вновь, того гляди,

№ 28 Нас бросит ненароком.

Пройдут года, ты вступишь в брак,

Быть женщиной - великий шаг,

№ 32 Сводить с ума - геройство.

А я пред чудом женских рук,

Спины, и плеч, и шеи

И так с привязанностью слуг

№ 36 Весь век благоговею.

Но, как ни сковывает ночь

Меня кольцом тоскливым,

Сильней на свете тяга прочь

№ 40 И манит страсть к разрывам.

Obyasneniye

Zhizn vernulas tak zhe besprichinno,

Kak kogda-to stranno prervalas.

Ya na toy zhe ulitse starinnoy,

Kak togda, v tot letny den i chas.

Te zhe lyudi i zaboty te zhe,

I pozhar zakata ne ostyl,

Kak yego togda k stene Manezha

Vecher smerti naspekh prigvozdil.

Zhenshchiny v deshevom zatrapeze

Tak zhe nochyu topchut bashmaki.

Ikh potom na krovelnom zheleze

Tak zhe raspinayut cherdaki.

Vot odna pokhodkoyu ustaloy

Medlenno vykhodit na porog

I, podnyavshis iz polupodvala,

Perekhodit dvor naiskosok.

Ya opyat gotovlyu otgovorki,

I opyat vse bezrazlichno mne.

I sosedka, obognuv zadvorki,

Ostavlyayet nas nayedine.

Ne plach, ne morshch opukhshikh gub,

Ne sobiray ikh v skladki.

Razberedish prisokhshy strup

Snimi ladon s moyey grudi,

My provoda pod tokom.

Drug k drugu vnov, togo glyadi,

Nas brosit nenarokom.

Proydut goda, ty vstupish v brak,

Byt zhenshchinoy - veliky shag,

Svodit s uma - geroystvo.

A ya pred chudom zhenskikh ruk,

Spiny, i plech, i shei

I tak s privyazannostyu slug

Ves vek blagogoveyu.

No, kak ni skovyvayet noch

Menya koltsom tosklivym,

Silney na svete tyaga proch

I manit strast k razryvam.

J,]zcytybt

;bpym dthyekfcm nfr ;t ,tcghbxbyyj,

Rfr rjulf-nj cnhfyyj ghthdfkfcm/

Z yf njq ;t ekbwt cnfhbyyjq,

Rfr njulf, d njn ktnybq ltym b xfc/

Nt ;t k/lb b pf,jns nt ;t,

B gj;fh pfrfnf yt jcnsk,

Rfr tuj njulf r cntyt Vfyt;f

Dtxth cvthnb yfcgt[ ghbudjplbk/

;tyobys d ltitdjv pfnhfgtpt

Nfr ;t yjxm/ njgxen ,fivfrb/

B[ gjnjv yf rhjdtkmyjv ;tktpt

Nfr ;t hfcgbyf/n xthlfrb/

Djn jlyf gj}